Макс Фрай - Зеленый. Том 2 [litres]

Нёхиси смотрит на меня с сочувствием и одновременно с тревогой, совершенно человеческой даже в его исполнении: ну вот, опять. Ему не нравится, когда я в плохом настроении. Говорит, от этого окружающий мир – ну, не то что совсем уж фатально портится, но слегка подкисает, как забытое на жаре молоко. Потом проходит, конечно, я не настолько крут, чтобы навсегда все испортить, и это всем со мной повезло.

Будучи существом бесконечно мудрым, Нёхиси достает из кармана и протягивает мне бутерброд.

– Я давно заметил интересную закономерность: если ты злишься, то, скорее всего, голодный. Лопай давай и добрей.

Я с изумлением разглядываю бутерброд. Хлеб нормальный, черный из супермаркета; кажется, он называется «бабушкин хлеб». Вроде даже маслом намазан; впрочем, это не точно. Чем-то, короче, намазан, а по этой намазке щедро рассыпаны мелкие камешки, среди них деловито скачут крошечные разноцветные огоньки.

– Спасибо, – наконец говорю я. – Но что это такое на хлебе? Думаешь, я камни с огнями ем?

– А разве нет? – искренне изумляется Нёхиси. – Прости, перепутал. Был совершенно уверен, что ты это любишь. Ладно, не пропадать же добру, сам съем.

С этими словами он отправляет угощение в рот, превратившийся, впрочем, в зубастую пасть какой-то неведомой науке рептилии столь инфернального вида, что, не будь мы с Нёхиси так давно и близко знакомы, меня бы сейчас кондратий от его метаморфозы хватил. Видимо он и сам уже понял, что человеческим организмом такое не особо усвоишь, даже толком не прожуешь.

В подобные моменты мне становится жалко, что мы условно невидимые. То есть для подавляющего большинства горожан совершенно точно невидимые. Когда мы с Нёхиси вместе гуляем, мы – кино не для всех. Обычно это скорее удобно, по крайней мере, бывшие коллеги и однокурсники за рукав не хватают и не спрашивают, внимательно оценивая степень лощености морды и приблизительную стоимость обуви и одежды, как у меня дела. Но ради возможности продемонстрировать широким слоям населения, как ставший ящером Нёхиси жует искрящийся бутерброд с камнями, я бы и бывших однокурсников потерпел.

– Этот просто с салями, – говорит ужасающая рептилия, протягивая мне новый бутерброд. – Ничего выдающегося, но…

– «Ничего выдающегося» – лучшая характеристика бутерброда. Скромность бутербродам к лицу, – говорю я и алчно откусываю чуть ли не половину. – Слушай, какой же я, оказывается, голодный! Давай до Тони дойдем. Он новую вариацию Немилосердного супа придумал. Еще острее и с декоративными черепами, вырезанными из картошки. Называется «Страшный суп». И уже, по идее, как раз сварил. Мы с ним вчера полночи эти черепа вырезали; он бы и остальных припахал, но у них фигня получается, даже у Стефана. Хрен тебе фигуративная резьба по картошке без академического художественного образования, будь ты хоть трижды великий шаман.

– Страшный суп с черепами! – восхищенно повторяет рептилия и на радостях снова принимает антропоморфные очертания. – Пошли немедленно! Дурак я, что ли – уникальную выставку ваших с Тони скульптур пропустить? Только давай какой-нибудь длинной дорогой. Мы с тобой два дня по городу не гуляли, и это не дело. Надо больше следить!

Тут не поспоришь. Следы у нас с Нёхиси такие полезные, что, по уму, надо бы все вокруг истоптать, но мы не настолько упоротые трудяги, нам бы шляться по барам да в небе летать. Однако берем себя в руки и ходим пешком по земле при всяком удобном случае, потому что когда человек случайно наступит на один из оставленных нами следов, он увидит окружающий мир нашими глазами – таким, каков есть. Ну, правда, озарение не особо долго продлится. Всего один краткий миг. Зато в здравом уме останется! – оптимистически говорит в таких случаях Нёхиси, бесконечно милосердное божество. Но я-то слишком хорошо знаю, как устроены люди, не понаслышке, как он, а на собственном опыте, изнутри, поэтому думаю, что краткий миг – это все-таки слишком мало. Считай, вообще ничего.

Нёхиси, поглядев на мою недовольную рожу, достает из кармана второй бутерброд.

– Мог бы сразу сообразить, что одним твое настроение не исправишь, – говорит он. – Ладно, пошли к Тони самой короткой дорогой, если тебе сейчас неохота оставлять следы.

– Не-не-не, – мычу я сквозь бутерброд и для пущей убедительности размахиваю руками. – Пойдем самой дальней, я не такой уж голодный. Везде наследим! Просто – ты сам замечал? или не обращал внимания? – люди часто наши следы нарочно обходят. Перепрыгивают или сворачивают. Ни черта не видят, но все равно всеми силами избегают. Как-то, получается, чуют нутром.

– Правда, что ли? – восхищается Нёхиси. – У людей настолько хорошее чутье?

– Да еще бы, – вздыхаю. – Люди всегда чувствуют близость чуда – чтобы десятой дорогой его обойти.

– Одни, чтобы обойти десятой дорогой, а другие, чтобы к нему приблизиться, – беспечно улыбается Нёхиси. – Наше дело не подсчитывать результаты, а оставлять следы.

Эна входит в кафе; ну, это мы знаем, куда она входит, а с точки зрения стороннего наблюдателя, которого, впрочем, поблизости нет, высоченная плечистая тетка с невзрачным лицом и ржаво-рыжими волосами открывает дверь гаража в глубине двора на улице Пилимо и скрывается там.

Тони на секунду отворачивается от огромной кастрюли, в которой что-то кипит и булькает с такими скандальными интонациями, словно у Тони там первичный бульон для мира асуров. Хотя, на самом деле, не он.

– Ух, как ты вовремя! – говорит Тони, улыбаясь Эне не только губами, а всем собой, и скандальной кастрюлей, и горящей плитой. – Первой попробуешь мой Страшный суп… Слушай, а давай ты сперва на него посмотришь? Тебе же нетрудно? Первый в мире суп, в который всматривалась Бездна – здесь, у меня!

– Совсем рехнулся, – одобрительно отмечает Эна. – Такой молодец. И потом ты этим супом будешь людей кормить?

– Если словом «люди» ты называешь то, что сюда обычно приходит, то их.

– С другой стороны, – задумчиво говорит Эна, – хуже-то всяко не будет. Вопреки предрассудкам и суевериям, мое внимание никогда никому не вредит.

Она подходит к плите и глядит на кроваво-красную жидкость в кастрюле. Из кастрюли на Эну приветливо взирают белые и лиловые черепа.

– Ой! – говорит Эна. Просто от неожиданности. – Ну и красавчики! Ты зачем столько гномов убил?

– Они из картошки, – скромно поясняет Тони, которого распирает от гордости.

– А лиловые – свекла?

– Ну уж нет, столько свеклы в супе безнадежно испортит вкус. Это тоже картошка, фиолетовая от природы, сорт Вителот. Специально для этого проекта… в смысле, для Страшного супа купил. Всю ночь вчера эту красоту вырезали. Сорок четыре черепа получилось, прикинь! Правда, я планировал хотя бы полсотни, но напарник под утро рассеялся от усталости; по-моему, это голимое читерство – чуть что не так, сразу превращаться в туман. Будешь пробовать?