Вадим Булаев - Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #2

Швец, повернувшись к голему полубоком, просто поднял свой Smith & Wesson и буднично скомандовал:

— Огонь!

Рявкнуло сильно. Иванов не ошибся — отдача действительно оказалась весьма мощной, особенно после привычного по прошлой службе Макарова. Ствол повело вверх, большой палец лёг на курок... Успел заметить — бредущего к ним ощутимо дёрнуло — значит, кто-то да попал...

— Огонь!

Второй залп. Черного истукана уже дважды словно свела судорога. Но он упорно шёл вперёд, прямо на инспекторов.

-Огонь! Огонь! Огонь! Огонь!..

Выплюнув последнюю пулю, револьверы смогли лишь растерянно щёлкнуть при спуске в горячке взведённых курков. Парни выстрелов не считали, а их больше шести из данной модели без перезарядки не сделать. Всё, отстрелялись. Нужно барабаны по новой заполнять.

Тоуч остановился. Сергей оторопело уставился на разряженное оружие, Антон лихорадочно шарил свободной рукой в кармане пиджака, собирая патроны.

Первым подал голос Иванов, едва перевёл взгляд с бесполезного теперь оружия на голема, который, остановившись, с интересом, будто впервые, рассматривал самого себя.

— Тоха. Смотри.

Швец отвлёкся от перезарядки, уставившись вперёд. Потом с великой досадой отбросил револьвер прямо в грязь, даже не проследив, куда именно он упал.

— Железяка...

Напарник последовал его примеру. В сурово-прекрасных творениях заокеанских оружейников теперь не было никакого смысла. Так, разве что рукояткой по лбу попробовать заехать, вместо дубинки. Причём кому именно — непонятно. Болвану — бесполезно, себе — бессмысленно.

Все их потуги расстрелять созданного при помощи колдовства управляемого болвана успехом не увенчались. Он стоял метрах в пятнадцати от напарников, сильно потрёпанный, с вырванными из корпуса, ноги и даже головы кусками импровизированной плоти. Попали в него раз восемь — не меньше. Вот только без толку — монстр по-прежнему пребывал в нормальном вертикальном положении, на своих ногах и рассыпаться в хлам или падать в конвульсиях, судя по всему, вообще не собирался.

Между тем, материализовавшийся столь странным образом беглец из Ада, совершенно не обращая внимания на замерших в нервном напряжении инспекторов, поднял одну грязно-чёрную руку, посмотрел на неё, весьма гибко пошевелил длинными, узловатыми пальцами. Потом то же самое проделал и со второй рукой. Покрутил головой вправо-влево, слегка присел. С явным интересом поковырял выбоины от пуль в собственном корпусе. Если бы не манекенное выражение его физиономии — можно было бы смело сказать, что тот удивлён.

Насмотревшись на собственное, порядком изуродованное, тело, Тоуч поднял нарисованные глаза на напарников и края его слабо прорисованного рта поползли, изгибаясь, вверх, деформируясь в дугу-улыбку.

У парней от такой перемены в настроении разыскиваемого всё сжалось внутри.

— Вызывай подмогу, — прошипел, стараясь, чтобы голем его не расслышал, Иванов.

— Не могу, — в том же стиле ответил Антон. — Марека подставим. Срок вроде бы не вышел — глядишь, и отмажется... Давай Карповича звать — он хоть в теме...

— Звонилка в машине осталась, — убито признался инспектор. — Брать не стал, не подумал... А по-другому связываться с ним я не умею...

— Я тоже. У меня только общая тревога есть. Значит сами... План стандартный: действуем по старинке, раз не получилось с револьверов его в набор для куличиков переработать. Я сейчас исчезну и, когда материализуюсь рядом с ним, сразу же Печатью в лоб, без особых умствований. Потом к нам, наверх — перехватить. Думаю, он где-то неподалёку от очереди появится, хотя может и сразу в Ад попасть — по месту прописки. Тогда нашему общему приятелю надо через шефа отсемафорить. Вдруг Тоуч ещё куда-нибудь забежит? Он парень резвый, как я погляжу, — говорил Швец спокойно, буднично, словно программу телепередач читал. При этом, в его словах явно чувствовалась уверенность в собственных силах.

— Давай. Я страхую, — не менее уверенно ответил Сергей. Он тоже не боялся Тоуча. Ну чёрный, ну жутковатый, ну и хрен с ним — не таких разделывали... И это была не глупая заносчивость, основанная исключительно на самолюбовании и бахвальстве — нет. Это была именно вера в себя с полным, без пафосных иллюзий, пониманием собственных сил и возможностей, крепко замешанная на профессиональной злости и лёгком кураже.

Пока Швец с Ивановым переговаривались — обезьяноподобный болван смог их снова озадачить. Он попросту, без затей, уставился на свои ноги, очень по-человечески передёрнул плечами и, неожиданно, против всех законов физики, по нему мелкими змейками, с хлюпаньем, снизу-вверх поползла дорожная грязь, споро заполняя собой места пулевых попаданий. Как в дешёвом комиксе про супергероев и суперзлодеев.

У инспекторов от обалдения округлились глаза — беглец, прямо на глазах, восстанавливал своё тело при помощи подручных средств, почти как жидкий терминатор Роберт Патрик из второй части бессмертной франшизы.

...Выражение «Из дерьма и палок» заиграло в головах напарников новыми красками...

Иванов, не особо заботясь о подборе слов и междометий, от такого зрелища смог лишь в сердцах выматериться; Швец, растворяясь в воздухе, одобрительно кивнул, отдавая должное весьма виртуозным, сложнопостроенным выражениям друга; а голем широко, будто играл в дворовом футболе за вратаря, расставил руки в стороны и немного склонил свою голову вбок, словно ожидал, чем его ещё смогут удивить: «Мол, посмотрел я на эти ваши револьверы с пульками — фуфло. Давайте чего поинтереснее». При этом очертания глаз и рта на его лице стали напоминать смайлик «Счастлив».

«Вот, значит, как кровь оборотня работает... Ему теперь хоть ноги руби — сразу новые сделает, — невольно подумалось Сергею. — Талантливо, не отнять».

Между тем напарник окончательно исчез. Как он собирался подобраться к Тоучу — оставшийся в видимом человеческому глазу оптическом спектре один на один с големом, парень не понимал. Ведь Антон сам говорил, что призраки друг друга даже в нематериальном виде вполне себе прекрасно видят. Но, с другой стороны, Швец ведь тоже не пальцем деланный и к тому же похвалялся, что и на такое неудобство имеется свой финт. А он, при всей своей любви к уговорам и лести, болтуном не был и в цацу-недотрогу больше играл от скуки, чем был таким на самом деле.

Иванов принялся про себя считать: «Один, два, три...». Для чего — и сам не знал. Наверное, просто хотелось хоть чем-то заполнить вязкое ожидание и собственную бездеятельность. А потом обругал сам себя за тупость. Нужно же Антону помочь, отвлечь этого обезьяна искусственного...

— Эй, ты! Земляное чучело! — во весь голос проорал инспектор. — Чего стоишь, как потерпевший?! Мордой в землю, руки за голову! Иначе я тебя...