Харитон Мамбурин - Опала на поводке

- Обидно за свою страну, - прокомментировал он, - Машина делает меч лучше, чем мастер-кузнец. Может, имеет смысл потом перековать этот клинок в катану, как думаешь?

- Не советую, - покачал головой я, прикуривая новую сигарету, - Переплавить такую штамповку без знания рецепта и технологий – просто испортить инструмент. Он вам и в таком виде пригодится – замечательно работает против духов и сущностей. Даю слово.

- Инструмент, - неприкрыто поморщился японец, складывая на груди руки, - Как можно меч называть инструментом? И, кстати, ты всегда столько куришь? Говорят, от этого умирают.

- К смерти ведет множество путей, исход одинаков, - горестно вздохнул я, - Предпочту, чтобы у моих врагов был широкий выбор, а не твердое знание моих сильных сторон. И… насчет курения, Мачибозу-сан? Что-то мне подсказывает, что от меня и вас люди тоже частенько умирают.

Японец хохотнул, провел рукой по начинающей лысеть голове и довольно осклабился. Кровожадная у него улыбка, но… не в мою сторону. Улыбка человека, любящего насилие. Ценящего. Восхищающегося им. Так восхищаются тем, что получается – что приводит на вершину власти, дает в руки бразды правления коллективом. Гипертрофированное внимание для успешного инструмента.

Наиболее частая причина падения сильных мира сего. Если в руках молоток, то все вокруг становится похоже на гвоздь, старая пословица. Могу ее дополнить – а «молоток» при этом начинает считаться важнейшей частью мироздания. Он же работает!

- Перейдем к делу, Эмберхарт-кун, - проговорил этот Мачибозу, - Ты здесь по трем причинам. Первая – тебя мне поручил выкрасть Иеками Рюдзи, но я бы, честно говоря, не взялся бы за это дело, не имея других оснований. Тем более что куче народа известно, что Иеками планируют удрать из страны. Но… Твои слуги положили более сотни моих людей. Сто двенадцать человек, не считая слуг Иеками. Я хочу знать, сколько человек потерял ты и как вообще это получилось.

- Ответ будет похож на тот, что я давал насчет меча, - развел я руками, - У меня двое раненых, один тяжело. Как так вышло? Если вооружить кучу людей, совершенно непривычных к военным действиям, и без подготовки бросить их штурмовать укрепленный район, то они просто умрут. Так и случилось.

Японец легким движением поднялся на ноги, прошел несколько шагов до скромной незаметной полочки и, выудив из нее пузатую баклажку, сел назад. Нацедил сам себе маленькую чашку спиртного, выпил, поиграл бровями.

- Они готовились, Эмберхарт-кун, - сообщил он мне, - Делали вылазки, искали мины, жертвуя собой… Прости, я не могу принять такой ответ. Потрудись объясниться.

- Четыре линии обороны, Мачибозу-сан, - отрезал я, - Ваши люди понятия не имели о войне. Возможно, хотя… нет, я даже уверен, что они были храбрыми воинами. Идти на мины, гранаты, под пули – это требует недюжинной храбрости. Но без военной выучки и понимания основ современных военных действий, храбрый фарш ничем не отличается от любого другого.

Тут я определенно допустил ошибку. Самую унизительную – забылся, позволил себе думать, что сидящий напротив меня человек столь же разумен и сдержан, как и те, с кем я общался ранее. Бандит, даже забравшийся на местную вершину, все равно остается бандитом, продолжая держаться за то, что его сделало.

Повинуясь резкому жесту Мачибозу, меня схватили за руки и подняли на ноги те, кто изначально приволок в эту комнату. Подскочивший главарь местной группировки начал щедро охаживать меня ударами кулаков по брюшине, печени и лицу, совершенно не стесняясь в силе. Моя голова моталась из стороны в сторону, тело пятнадцатилетнего подростка подпрыгивало от каждого удара.

- Сотня человек! – орал прекративший притворяться бандит, - Сопляк! Ублюдок! Сидит передо мной с умным видом! Благородная свинья! Знай свое место!

Меня мотало из стороны в сторону, изо рта начала брызгать кровь, левое ухо перестало слышать. Наконец, главарю Йошивары это надоело и он, подняв мою голову за волосы, начал отрывисто говорить, c перерывами на глубокие вдохи:

- Я почти тридцать! Лет! Шел к своему! Месту! Ты – тварь! Щенок! Ничтожество! Говоришь мне в глаза! Что я «храбрый фарш»?! Что мои люди – «храбрый фарш»?!

Он продолжал орать и что-то требовать, но я с трудом цеплялся за реальность после таких ударов. В один момент мне даже показалось, что из бумажной стены выступило синее лицо моего знакомого, Дариона Вайза, которое, хитро ухмыльнувшись, подняло правую бровь, как бы спрашивая – «Может, помочь?». Но, перед глазами все тухло. Организм, едва пришедший в относительную норму, тут же взбунтовался вновь. Меня били, на меня орали, но это отмечалось лишь краем начавшего уплывать сознания.

Избитый, я вновь очутился в каморке за решеткой. Между провалами в забытье мне удалосьсвязаться с Арком – тот наблюдал за Рейко. Получилось это у меня вовремя – ворон наблюдал, как коротышка стоит на остановке и ждет трамвая, одна. Более ранние воспоминания фамильяра рассказали мне, что она обратилась к директору, вышла от него сильно недовольной, обругала комаину, преследующего ее по пятам, телефонировала по трем разным номерам… и в конечном итоге рванула к остановке.

Я едва успел отдать ворону вялый приказ утащить Рейко от остановки, ограничить ее перемещение в каком-нибудь закутке и клевать в задницу каждый раз, как неугомонная попытается повысить голос, чтобы позвать на помощь. Затем… меня снова вырубило. Потом снова «включило». Обрывки мыслей путались и теснились. Что за дурость? Почему у меня нет никакой защиты? Ни от отца, ни от императора. Почему мне запретили даже нанять себе людей? Глупость… Как там Таканаши без меня будет? Выписался, наверное…

Очнуться от того, что тебя держат на весу за руки и окатывают ведрами ледяной воды – не лучшее из пробуждений, особенно когда подбитые глаза почти не видят. Я хрипел, плевался и мотал головой, пока наконец пытка водой не закончилась, а невнятные звуки и пятна на свету не преобразились в вполне понятные человеческие фигуры и слова.

- Эй, Эмберхарт-кун! – меня снова держал за волосы все тот же Мачибозу, заставляя смотреть себе в лицо, - Я тебе забыл один вопрос задать. Извини-извини. Ответь и спи себе дальше, с Иеками Рюдзи тебе не скоро свидеться, отдохнешь!

Я никак не прореагировал на эту тираду, из-за чего заработал несколько хлестких пощечин.

- Я тебя спрашиваю, что твоя карета делала в Йошиваре, сучонок! – рычал якудза, дергая меня за волосы, - Что за история с исчезающим магазином? Отвечай! Попробуешь соврать - я отрежу тебе яйца! Вы там были! Моя шестерка рассказал о магазине с сияющей вывеской! Рассказывай!

Умирать не страшно. Мне – не страшно. Занятия в клубе медитации позволили отточить чувство, которое у меня уже было. Чувство компаса. Каким-то невероятным образом я чувствовал необъятную пульсацию великой Реки, ощущал слабое жжение адских планов, холодный тлен посмертных, острую на «вкус» силу нечеловеческих доменов… Среди этого буйства энергий, оттенков и ощущений я теперь отчетливо ощущал самую большую Брешь, из которой веяло желанным для меня состоянием – Тишиной. Умру… и яркий Плод моей души ринется в эту Брешь, твердо знающий, куда ему нужно лететь. Переводящий в «топливо» все эти бесполезные воспоминания о этом мире, о самолетах и смартфонах мира первого, тысячи прочитанных книг и учебников… Я обязательно попаду туда, куда хочу. Поэтому – не боюсь.