Андрей Васильев - Тени Былого [СИ litres]

И вообще он был очень доволен, что все так получилось. Ему всегда хотелось поработать именно с Ровниным, но тот всегда всем занимался в одиночку, или, очень редко, с Пал Палычем. С другой стороны – у него дела были, поди, почище, чем Колина мелочевка.

– Значит, Светлана Сергеевна, вы с отцом общались редко? – Пока Коля размышлял о превратностях судьбы, Олег Георгиевич уже взял в оборот дочь покойного. – Дни рождения и праздники, или все же почаще?

– Нам особо говорить было не о чем, – устало ответила ему миловидная женщина лет сорока, одетая дорого, но не вычурно. – И, если совсем честно, желание такое отсутствовало. Да и что новое я могла услышать? Очередную лекцию о живописи? У меня среди этой галереи все детство прошло, я эти картины видеть не могу до сих пор. Они были ему больше родней, чем мы с мамой. Не они для нас, а мы для них, – особая температура в квартире, никаких резких запахов, никакого яркого света, никаких гостей. В монастыре, наверное, веселее жизнь. Потому я как замуж вышла, сразу отсюда съехала. А ему и вовсе безразлично было, где я и что со мной. Он ведь ни разу своих внуков не видел, и это при том, что старшему уже двенадцать лет. Знаете, я даже не уверена, что он помнил о том, что у него есть внуки. А если он мне и звонил, то только затем, чтобы рассказать какую редкость он добыл в свою коллекцию. Друзей у него никогда не водилось, а похвастаться очень хотелось, как собирателю картин и положено.

– Грустная история, – признал Ровнин. – А когда в последний раз созванивались?

– Вчера, – всхлипнула женщина. – Где-то за бесценок купил картину Марка Шампольского, и его просто распирало от радости приобретения и гордости за то, как лихо он шедевр сторговал. Отец не был скупым и никогда не жульничал при сделках, он был выше этого, но ему очень нравилось, когда удавалось купить хорошее полотно за символическую цену. Видимо, в эти моменты он ощущал некий адреналиновый прилив.

– Марка Шампольского? – переспросил Ровнин. – А что за полотно, он не сказал? Не «Девушка с хризантемами» часом?

– Она, – удивилась женщина. – Как вы узнали?

– Догадался, – пояснил руководитель отдела. – Не так много картин Шампольского осталось на свете, он же перед смертью почти все свои работы скупил и сжег, если вы помните. Где-то полтора десятка полотен уцелело, большая их часть за рубежом, «Черные пруды» и «Петровский дуб» в музеях, их ваш батюшка никак не мог купить, так что это или «Девушка с хризантемами» или «Рассвет над Сейдозером».

– Отец был счастлив, – всхлипнула женщина. – Как ребенок смеялся!

– Ну, шутка ли – Шампольский, да еще дешево, – протянул ей платок Ровнин. – А о других недавних покупках он ничего не говорил?

– Нет, – совсем уж расплакалась дочь коллекционер. – Папа… Папочка!

– Нашли, – из небольшой комнаты, где, как видно, находился кабинет убитого, выскочил довольный Никитин с потрепанной тетрадью в коленкоровом переплете. – Твоя правда, Ровнин. Вел он что-то вроде дневника.

– Отлично. – Олег Георгиевич подошел к нему, довольно бесцеремонно выдернул тетрадь из рук и перелистал. – Вот. Три недели назад он купил два ранних Брюллова, карандашные наброски Ге, одну из копий Габерцеттеля и еще кое-что по мелочам. Однако, оптовая закупка получилась.

– Получается, Брюллов пропал, – вдруг подала голос Светлана Сергеевна. – Он бы его точно повесил в той комнате, где… Где сейчас лежит. У него весь Брюллов именно там располагается, вместе с «итальянцами». Но новых полотен нет, только те, что и раньше были. Он никогда его не продавал и не менял.

– Так, может, не успел повесить? – предположил Никитин. – Мало ли? То, се, закрутился и забыл.

– Отец? – через силу улыбнулась женщина. – Вы его не знали. Уверена, что как только картины попали в дом, то немедленно отправились на стенку, где пять раз сменили место. Он обожал выстраивать композиции из полотен.

– Ясно. – Ровнин протянул тетрадь Никитину. – Петр Николаевич, у меня все. Спасибо, что дождались.

– А тело? – робко спросила Светлана Сергеевна. – Тело отца? Его мне отдадут?

– Все вопросы к майору Никитину. – Ровнин галантным жестом показал на снова нахмурившегося коллегу. – Честь имею! Коля, пошли.

Всю дорогу до машины Нифонтов думал, что сейчас ему придется клещами из начальника слова тянуть, что не захочет тот делиться с ним своими умозаключениями, – и не угадал.

– Знаешь, что самое интересное из услышанного в квартире? – только сев за руль, поинтересовался у него Ровнин. – Название картины, купленной коллекционером за бесценок. Никак он, Коля, приобрести данное полотно не мог.

– Почему? – вполне резонно осведомился Нифонтов.

– Потому что я его лично сжег три года назад. Очень много дел эта «Девушка с хризантемами» натворила, таких же, как ты только что видел. И если бы не глупость воришки, который задумал обмануть своего нанимателя, то она и дальше бы убивала. Нам тогда просто повезло, мы нашли незадачливого похитителя до того, как это сделал тот, кто ему заплатил за кражу. Правда, уже после того, как картина испепелила его мозг. Очень мы тогда по этому поводу расстроились, жуть как хотелось его патрона прищучить. Он только-только тогда в столицу вернулся после долгого отсутствия, было желание прижечь эту заразу до того, как она снова начнет распространяться.

– Серьезная личность?

– Не то слово. И очень скользкая. Формально он простой антиквар, салон держит, налоги платит, а на деле к нему стекается вся артефактная грязь столицы и окрестностей. И не только она. Но прихватить на горячем его никому пока не удалось – ни нам, ни Францеву, ни Пиотровскому. Ладно, это к делу не относится. Так вот – я лично эту картину сжег. Вывод?

– Не знаю, – задумался Коля. – Может, их две было? Одну вы уничтожили, другая осталась.

– Исключено, – покачал головой Ровнин. – Шампольский никогда не делал дубликаты своих работ, это было против его принципов. Копия же останется только копией, просто картиной, не более, а это полотно, как ты уже понял, живет своей жизнью. И сразу – восстановлению уничтоженная картина не подлежала. Человека можно в некоторых случаях воскресить, но произведение искусства, тем более подобное, – точно нет.

– Тогда не знаю.

– Вот и я пока точно не знаю, – весело поддержал его начальник. – Но очень хочу выяснить, как оно так получилось. И, что самое главное, имеется у меня тот, кто сможет внести ясность в происходящее, только прежде нам надо будет кое-куда заскочить.

«Кое-куда» – оказалось в магазин. Причем Ровнин сразу же отправился в винный отдел, где положил в корзину пять бутылок очень недорогого крепленого вина.

Ровнин и крепленое вино – ничего более абсурдного Нифонтов себе представить не мог. Впрочем, когда следом за столь незамысловатым спиртным в корзину отправились колбасный сыр и крабовые палочки, он немного успокоился, поняв, что шеф не сбрендил, а следует определенному плану.