Виктор Косенков - Гость внутри [litres]

Он был худ, лыс, дышал тяжело, с присвистом, в руке держал сумку, доверху набитую синими и зелеными пивными стекляшками.

– Ты откуда? С больницы сбежал, что ль?

Я испуганно запахнул халат.

– Нет, я… – В голове было пусто. – Я… Ну, типа выгнали меня. В общем.

– Понятно, – успокаивающе покачал головой бомж.

– Так?.. – сказал я с вопросительной интонацией, указывая на валяющийся на земле гамбургер.

– Бери, бери давай. Не стесняйся, в общем. Нашел так нашел. Никто отбирать не будет. Если захочешь поделиться, то… Меня Григорием зовут.

Через два часа, притащив в подлестничную каморку, где обитал мой новый знакомый, две полные сумки бутылок, мы пили еще достаточно крепкий чай из старых пакетиков. Григорий оказался мужиком вполне неплохим и в известной степени гостеприимным. Лишних вопросов старался не задавать, но много говорил сам. От тепла и подзабытого ощущения сытости перед глазами все плыло.

– С дворниками, в общем, лучше не ссориться. Они могут ментам сдать или выгнать. В общем, не ссориться. Если попросят, то помочь там. В общем. Подмести там или принести. – Григорий ожесточенно чесался. – Искусали меня. Блохи тут, в общем.

Над головой кто-то грузно протопал. Я вздрогнул и поднял голову. В глаза полетели пыль и частички грязи.

– Жильцы, – пояснил Григорий. – Это отдельная статья. С ними, в общем, лучше не сталкиваться. А то… Неприятно им, в общем. Сам понимаешь. Хотя с местными у меня нормальные отношения. И с дворниками, и с жильцами, в общем, ничего. Я тут вроде сторожу подъезд. Типа собаки, в общем.

Я молчал. Мой опыт подвальной жизни ограничивался пятью днями ужаса, и рассказать ему было нечего.

– А еще у меня была, в общем, подруга. Чуть не поженились, честно. Но вот не сложилось. В общем, разбежались. Да. Я-то тут уже лет семь, наверное, в общем, сижу. Старожил, можно сказать.

– А раньше кем был? – спросил я и подумал, что зря. Наверное, не стоило.

– А кем только не был, – невозмутимо ответил Григорий. – И работал, и жил вроде ничего. Но вот как-то не пошло, в общем. Тут понимаешь, какое дело, никому ведь и не интересно вроде, как ты сюда попал. Попал и попал, в общем. Понимаешь?

– Понимаю.

– Вот и хорошо. Давай так сделаем. Ты сегодня у меня перекантуешься. А завтра пойдешь, куда… Ну, там сам смотри, в общем, куда тебе надо. Я намного постояльцев пускать не могу, сам видишь.

– Спасибо. Я задерживаться не буду. Вроде бы есть куда идти.

– Ну, если есть, то уже хорошо. Вот и сходи. Только переоденься, в общем. А то в таком виде тебя в дурку упекут. – И он засмеялся сиплым смехом, переходящим в кашель. – А там, говорят, хорошо, кормят бесплатно.

– Да уж…

Григорий все говорил, говорил. Смеялся, вставляя свое «в общем» едва ли не в каждое предложение, обещал сводить в секонд-хенд, подобрать чего-нибудь по плечу, познакомить с какой-то Машкой. Я кивал, бормотал что-то в ответ иногда, а сам все больше и больше погружался в полумрак сна. Наконец мною овладела странная одурь, когда и не спишь, и не бодрствуешь, а так, где-то на середине. Григорий на моих глазах стал расширяться, увеличиваться, теряя плотность, очертания, и я увидел, что внутри его пусто, нет ничего, только внешняя оболочка мыкается по свету, без цели и смысла. Мне сделалось жаль этого человека, который уже, наверное, родился таким, с пустотой внутри.

А потом я заснул. Как свет выключился.

– Эй, паря! – Кто-то тряс меня за плечо. – Вставай давай, в общем. Бомжа ноги кормят, сам понимаешь.

Я открыл глаза.

Григорий уже копошился возле чайника, чем-то бренча. На первый взгляд ничего не изменилось. Темная каморка. Тусклая лампочка.

– Вставай, сейчас чайку попьем, и вперед, – снова сказал Григорий.

– А времени сколько? – Подниматься с лежака было очень трудно. Ноги от неудобного положения затекли и болели, жутко чесалась голова.

– А бес его знает. У меня часов нет, сам понимаешь. Сейчас пойдем по бакам пройдемся, там около завода с ночной смены выбрасывают. А потом в барахолку заглянем, а то видок у тебя… Сам, в общем, понимаешь.

Я попытался встать. Получилось не сразу.

– У-у… – протянул Григорий. – Эк тебя разморило. Ты вообще, конечно, меня извини, но ты откуда такой взялся? Оно все, конечно, сам понимаешь, дело твое… Интересно просто.

– А что? На бомжа не похож?

– Похож-то, может, и похож. В такую рванину хоть банкира выряди, хоть бандита, все на бомжей похожи будут. У меня своя идейка есть, вроде как люди, они, ну, как собаки. Есть породистые, а есть дворняги обычные. Так вот ты как пудель, на помойку выброшенный. Дворняга – что? Кинули ее, пнули, ну и да наплевать. Встанет, сам понимаешь, отряхнется и дальше пойдет. А породистому тяжко.

– Ладно, – пробормотал я. – Породистый или нет, перебьюсь. Подыхать я не намерен.

– А что намерен?

Я открыл было рот, чтобы ответить, но понял, что вопрос задал не Григорий. Это проснулись мои «гости».

Появились, значит. Где ж вы были, сволочи, когда я в подвале от крыс шарахался? Скоты, провокаторы чертовы.

Мы с Григорием попили жидкого, страшненького вчерашнего чайку с ссохшимся батоном и направились к заводским помойкам.

– Что за завод-то? – спросил я своего нового знакомого.

Спросил, а ответа уже не услышал. Улица, по которой мы шли, была мне до боли знакома. Многомного лет назад, давным-давно, когда мир был прост и понятен, когда будущее было расписанным табелем, когда школьные оценки еще имели значение, я шел по этой аллее, полный надежд, на свою первую работу. И именно отсюда меня турнули «по сокращению».

«Я программист. Программист! А не лифтер-полотер», – услужливо подкинула память.

Навстречу мне шли люди. Усталые, с ночной смены. Никто не смотрел в мою сторону, но мне казалось, что каждый из них повторяет: «Ты сопливый дурак! Ты сопливый дурак! Ты – ничто!»

Я ежился, отворачивался, норовил спрятаться за спину Григория, который бодренько топал впереди, что-то бормоча и рассказывая.

«Боже, как стыдно…»

В каждом лице я видел кусочек себя. Частицу. Я мог бы быть таким и таким. В лицах рабочих я видел истлевшие кусочки своей нерожденной судьбы. Я мог бы быть таким как они, но чем я стал? Когда-то мне казалось, что быть рабочим, лифтером-полотером, – это недостойно, стыдно, для тех, кто ничего не смыслит в жизни, для тех, кто не может добиться большего. Вот я и добился…

Пряча глаза, я добрался до забора, который отделял заводскую столовую. Сетка с крупной ячеей блестела от утренней влаги.

– Сейчас, – сказал Григорий. – Сейчас все будет, как в лучших домах Лондона. Сам понимаешь, у меня тут схвачено.

Он подобрал камушек с земли, взвесил на ладони, выбросил, выбрал другой. И, придирчиво рассмотрев его с разных сторон, запустил в светящееся теплым светом окошко. За стеклом мелькнула чья-то усатая физиономия.