Виктор Косенков - Гость внутри [litres]

– Пошли спать, – сказал Якутенок. – Устал я сегодня как собака. Бред какой-то в голове…

Легли. Владимир Андреевич долго смотрел в темный потолок. Время от времени под окном взревывал мотор, и тогда по потолку пробегали тени.

Вот и Алексей этот Беляев так же лежал где-то, смотрел в потолок, маялся бессонницей. А потом вышел на улицу и… А может, и не вышел. А выпрыгнул. Но откуда? Никаких же следов. Кто или что убило его? Кто или что заставило написать эту записку? Бредовая записка. Бред сумасшедшего. Да. А труп тоже бред сумасшедшего? Раздавленный, разломанный. Тогда это уже его бред. Он, Владимир Андреевич Якутенок, – сумасшедший. Нет уж. Дудки.

В замке зашевелился ключ. Тихо хлопнула дверь. Завозилась рядом заснувшая было жена.

– Женька пришел?

– Пришел, – тихо повторил в темноту Якутенок.

– Ты с ним поговорил?

Нет.

– И чего ждешь? Сопляк шляется где-то до середины ночи, а он делает вид, что так и должно быть.

– Я с ним поговорю. – Владимир Андреевич поднялся с кровати, пошарил ногами по холодному полу, нащупал тапочки, влез в халат.

А ведь на самом деле так и должно быть. Сын подрос, у него свои интересы, всю жизнь рядом под материнским крылышком не продержишь.

Якутенок вышел в коридор.

– Здравствуй.

– Привет, пап.

«Голос испуганный, – отметил про себя капитан. – Ждет, что будут ругать. А чего его ругать? Будешь ругать – озлобится, начнет хамить, делать наперекор даже тогда, когда ему самому это не нужно, просто из чувства противоречия».

– Ты когда меня перестанешь перед матерью подставлять? Я за тебя заступаюсь, а ты ведешь себя, как непонятно кто. Неужели трудно прийти на полчаса раньше? Неужели так трудно сделать так, чтобы меня не вызывали в школу?

– Не трудно. – Женька потупился. – Прости, пап.

– «Прости-прости», – передразнил Владимир Андреевич. – Чего на этот раз у тебя в школе случилось?

Будильник не сработал, и капитан проспал. Подскочил, посмотрел на часы, наскоро выпил стакан чаю и побежал за уходящим автобусом. Когда приехал на работу, под дверью кабинета маялся Шура Березин.

– Ну что, боец невидимого фронта, скажешь? – поприветствовал Якутенок.

– Здрасте.

– Здрасте-здрасте, – повторил Владимир Андреевич и распахнул дверь. – Проходи.

В кабинете Якутенок повесил плащ и сел за стол.

– Ну?

– Прозвонил Яловегина, – вяло сообщил Шурка и замолчал.

– Из тебя клещами тянуть? – не выдержал Якутенок.

– Никакого Витаса никогда не существовало. Никакими наркотиками он не торговал. Был славный парень Виталик Яловегин. Риелтор.

– Кто? – подскочил Владимир Андреевич.

– Квартирами торговал, – по-своему понял капитана Шурка. – Но он погиб недавно. Сгорел. У клиента на квартире сгорел. Пожар там был. Жил тихомирно. Ну, как тихо-мирно, пьянки, гулянки, девки, безопасный секс и прочие безобразия в том же духе. Но никакого криминала. А сгорел он на квартире у одной актрисы. Она тоже погибла…

– Я знаю, – перебил Якутенок.

Капитан потер лицо руками, помассировал виски, потом посмотрел на Шурку:

– Закрой дверь.

Березин поднялся невозмутимо, продефилировал к двери. Щелкнул замок. Шурка вернулся на место. Якутенок молча открыл ящик стола, вынул тетрадный лист, неписаный мелкими каракулями, и протянул Саше. Тот принял бумагу и молча углубился в чтение.

Якутенок наблюдал за ним долго, потом заговорил глухим, как из погреба, голосом:

– Конрад умер. Погиб. Наталья – это та самая актриса, у которой Яловегин сгорел. С Бергом и так все понятно. Про клуб и всех этих Егорок Донских и Петрушек Зарубиных тебе рассказывать не надо. Самое главное заключается в том, что все они, хоть и не своей смертью померли, но жили тихо-мирно, никого не трогали. Ни с кем фактически не общались, никуда не выходили, к ним никто не ходил. Выходит, что все написанное в записке – бред.

– Это и так видно, – усмехнулся Шурка.

– Но труп-то есть! – рыкнул капитан. – Труп бе-ляевский есть. И какой труп! Что ж получается?

– Висяк получается, – грустно комментировал Шурка. – Ну и хрен с ним. Не первый, чай, и не последний.

Что же все-таки было? Что произошло?

Якутенок мял в руках тетрадный лист.

«Тому, кто прочитает!»

Ну вот он. Прочел. Сидит в своем кабинете и мается.

«Это не пустая отписка. Это все серьезно. Серьезно все. Очень. Главное тут – поверить. Если вы поверите тому, что я здесь написал, то у вас будет оружие – знание. Шанс у вас будет».

Какой к черту шанс? Он прочел, он поверил. Вот Шурка не поверил, а он… наедине с самим собой можно признаться в том, что и в самом деле поверил в этот бред. Или хотел поверить? Да какая разница. Важно другое. О чем ты, Леша? О чем?!

«Его звали Берг. Мы с ним познакомились в том самом клубе. Саша Берг. Он знал, как выпускать таких, как ОНО. Правда, он не знал, зачем это делают. Зачем запирают, кого запирают – не знал. И зачем выпускать, не знал. Он не знал ничего. Он сам сказал об этом мне. После. Там была чистая бумага. Два белых, чистых, как память после амнезии, листа».

Красивый оборот: «как память после амнезии». А мне что делать? Мне оставили один лист, на котором написано много. Возможно, даже больше, чем нужно, но не понятно же ни слова. Все зашифровано, шифр потерян, все, кто мог расшифровать, на том свете.

«А потом ОНО пошло. Странно как-то, будто что-то его сдерживало. Кажется, этим чем-то отчасти был я. ОНО пошло уничтожать. Убивало, доводило до безумия, изничтожало. Тех, кто был рядом. Рядом с Бергом, рядом со мной, рядом с ситуацией. Это ОНО убило Конрада. Конрад был магом. Настоящим. Одним из немногих в клубе. Потом ОНО еще убило. Много кого убило. И психиатра того. Это тоже ЕГО работа. ОНО – безразлично и безжалостно. ОНО чуждо человеческой психологии. ОНО… С НИМ нельзя договориться, ЕГО невозможно подкупить. ОНО не поддастся ни на какой соблазн…»

Якутенок отбросил лист. Зло отбросил, бессильно и яростно. Потом спохватился и, сложив пополам, сунул тетрадную страничку в ящик стола.

Кем был этот Леша Беляев? Просто сумасшедшим? Спасителем? Антихристом? Кем? Вот теперь он мертв, от него осталось смятое тело и смятая записка. В этой записке скомканный текст, смятые мысли. Что ему с ними делать?

И этот чертов спаситель, почему про него ничего не было слышно? Почему ничего не было слышно про то, от чего он спасал? Почему молчали попы? Почему молчали пророчества? Ведь не могло же все быть просто так на ровном месте. Или могло? Может, конец света приходит вот так незаметно? Может, мессия приходит так же тихо и так же тихо уходит? А потом спустя сотни лет, когда человечество осознает наконец, в какой заднице оно торчало, пишутся пророчества, легенда, алиллуйи…

Так, все, хватит. Это уже эзотерические бредни. Вернемся к прозе жизни.