Лада Лузина - Бесы с Владимирской горки [litres]

Вечный Город лежал у них под ногами – людная улица Яр вал, ярко освещенный сквер с розовой громадиной Золотых ворот, украшенных нарядными средневековыми флагами, и похожий на темную щель внутренний двор дома-замка.

Город Киев ждал их решения.

Или просто внимательно прислушивался к разговору двух существ, ставших его воплощением?

– Я не могу установить полноценную связь с Киевом, потому что не принимаю святую половину Города? – полувопросительно произнесла Ковалева. – Потому мне и послали Варвару. Как костыль? – Она совершенно не ожидала совершить подобное открытие.

– Если вам протягивают руку, а вы не даете руку в ответ… сложно закрепить результат, – повторил он ее слова. – Ваша сделка остается незавершенной.

– Что же мне делать?

– Дайте мне вашу руку. Мне вы верите?

– Да.

– Тогда решить вашу проблему быстро и наверняка можно лишь так.

Демон нагнулся к Младшей из Киевиц и поцеловал ее.

Но она не почувствовала ни его губ, ни самого прикосновения – Маша взлетела…

Слетела с ума…

Слетела с крыши дома-замка… но не разбилась об асфальт Ярославова вала.

Она вылетела из своего тела. Взлетела ввысь.

В мгновение ока Киев оказался далеко-далеко внизу – и все же остался неотделим от нее, она смотрела на него, как смотрят вниз на носки своих собственных ног.

К щекам ее ластились облака. Но ей не было холодно. Ибо сила, несшая ее по черному зимнему небу над Городом, была жарче пламени.

Ей не было страшно, хоть под ней не было даже метлы.

Она лежала на небе прямо над Городом – укутанным снегом, расцвеченным предновогодними огнями, перерезанным скованной льдом и запорошенной снегом белой рекой – ибо тот, кто нес ее, был Самим Городом, видимым или невидимым, но столь же неотделимым от него, как эта река, эти дома и холмы, церкви и храмы…

Маша была Демоном. Духом Города. И дух ее парил над землей. Над Киевом, впервые открывшимся пред ней в такой бесконечной полноте.

Она поднималась все выше, и Город стал совсем маленьким… Она могла взять его в обе ладошки.

И теперь ладони ее были огромны и сильны, и нимало не походили на решето.

Она протянула руки, обняла Киев, и одновременно с ней Город обняли еще две руки…

Она услышала смех… детский, счастливый…

И в тот миг, когда она смогла взять свой Город в ладони и прижать его прямо к груди, она, наконец, поняла, где ее сердце.

В закоулках киевских дворов можно отыскать удивительные вещи.

Так, в музейном, закрытом от всех дворе 9-го дома на улице Терещенковской стоит наказанный памятник Николаю I.

В обычном дворе-колодце 17-го дома можно увидеть дивные мозаики 70-х годов на зеленых «дворовых» стенах – лицо мужчины, похожего на молодого Малевича; свечи киевских каштанов; крестьянку с ребенком и аиста, раздумывающего, кому бы еще подбросить в окно очередного младенца.

А в соседнем с ним дворике, в глубокой узкой щели меж домом и забором, спряталось маленькое кафе. Забор украсили разноцветные, слегка пригорюнившиеся после снегов и дождей флажки и живописные яркие граффити – кактус, дама, кит-кашалот. Привинченная прямо к забору доска превратилась в своеобразную стойку с барными стульями. К ним пристроился домик, где можно было заполучить кофе, коктейль или грог, способный спасти усталого путника от холодов и печалей.

Потому, даже сейчас, в начале зимы, кафе-крошка работало. А за подзаборной стойкой с низкорослой рюмкой водки меж пальцев сидел Мир Красавицкий.

Даша Чуб подсела к нему, коснулась руки Мира – она была такой же плотной, почти такой же теплой, как у любого человека.

– Ты можешь пить? – спросила она.

– Да.

– И пьянеешь?

– Не уверен.

– Все равно… я до сих пор не понимаю, как это возможно? Как после смерти можно быть настолько живым? Я ведь видела много привидений… Они не такие как ты.

– Рассказать тебе презабавную историю моего превращения в призрака? – саркастично спросил Мирослав.

– Не стоит. Ты в теме, мон хер, – я перед тобой виновата… – Даша явно явилась сюда с полным осознанием своей давней вины и готовностью к покаянию.

– Будем это в пятисотый раз обсуждать?

– Раз уж ты решил в пятисотой раз меня попрекнуть… – напомнила Чуб. – Но я не ссориться пришла. У нас с тобой столько было всего – ты и убить меня пытался, и жизнь мне спасал. И смысл смерти мне объяснил тоже ты… Чего уж собачиться? Просто скажи мне прямо, как священнику… ты ведь несчастен?

– Даша, Присуха – очень опасная вещь. Ты должна понять это, прежде чем клепать ее направо и налево. Но я тебя ни в чем не виню. Ты не силой в меня ту Присуху залила… Простое стечение обстоятельств. Рок. Карма. Расплата за грехи – выбирай на свой вкус. Я влюбился в Машу, потому что случайно выпил твою Присуху. По воле случая погиб – потому никогда не смогу ее разлюбить. И стал вечно живым, потому что любовь оказалась сильнее смерти. Теперь я практически бессмертен. И вот что воистину забавно… все самое лучшее случилось со мной именно после смерти – в загробной жизни. Мне не в чем винить тебя. Скорее уж, я должен быть благодарен тебе до гроба. Точнее – из гроба.

– Мир, ты вампир, – тихо сказала Землепотрясная Даша. И в конце предложения не было знака вопроса.

– Нет.

«Так нет никаких вампиров?»

«Конечно же, есть. И вы еще не раз встретитесь с ними … Как только научитесь их узнавать».

– Я похож на ходячий труп? Я боюсь дневного света?

Даша вздохнула.

– Знаешь, почему наша Маша так удивилась существованию вампиров? – сказала она. – Потому что в Книге Киевиц об упырях, вампирах – ни слова, это людские термины. А в Книге их называют иначе – бесоноши. И в украинском фольклоре четко и ясно прописано: упырь – это покойник, в которого вселяется бес.

– И, по-твоему, бес – это любовь?

– Почему бы и нет? Любовь – очень сильная энергия. Сильнее злобы, мести и жадности вместе взятых. Бес – это человеческие страсти, которые оказываются сильнее самого человека и начинают жить собственной жизнью. Об этом, знаешь, сколько в Украине сказок написано? Если умерший слишком сильно любил тех, кто остался в живых… он встанет из гроба и придет. Мертвая мать придет кормить детей. Мертвая невеста придет к жениху. И мертвый жених тоже придет. Но есть нюанс, – Даша снова положила свои пальцы на руку Мира – плотную, осязаемую.

Мир не стал спрашивать «Какой?»

Молча ждал продолжения.

– Ты ведь знаешь, философский спор инквизиторов, что летает на шабаш – тело ведьмы или душа? – Чуб усмехнулась. – Но я же ведьма, я в курсе дела… Летать может и тело, и душа – по твоему усмотрению. И душа ведьмы, отправляясь на шабаш, тоже имеет некоторую плотность. И точно так же в украинских рассказах об упырях порой совершенно неясно, кто именно после смерти приходит к родным – тело покойного… или душа.