Макс Фрай - Зеленый. Том 1

С другой стороны, это даже логично, что исчезло все сразу. Вместе было, вместо и должно исчезать! Например, – думала Цвета, – я от чего-нибудь умерла. Не мучилась, просто сердце остановилось, как когда-то у папы, это тоже логично, я же в него пошла. И вот такая глупая смерть на Другой Стороне оказалась – лежишь мертвая и не понимаешь, что умерла. Просто у тебя больше нет ни живых друзей, ни света Маяка. И никогда не будет – ни их, ни покоя, ни жизни. Ничего здесь больше не будет, кроме одинокой, утратившей смысл меня. Не зря все наши так сильно боятся на Другой Стороне умереть.

Или, например, – думала Цвета, – я-то жива, зато дома внезапно наступил апокалипсис, как в древних книгах описывали. Жрецы считали, что такое в любой момент может случиться. Вдруг раз – и исчезла Эта Сторона. И все наши люди тоже исчезли, даже те, кого в тот момент не было дома. Отовсюду поисчезали, и все дела. А я почему-то осталась. Или на самом деле я тоже исчезла? Просто тот, кто исчез, сам об этом не знает? И я буду теперь вечно скитаться по этой дурацкой набережной и гадать, что случилось? Небытие выглядит так?

Сидела на набережной на лавке, держала в руках трубу, время от времени дула в нее изо всех сил. Понятно, что при таком подходе из трубы доносилась не музыка, а только разрозненные звуки, протяжный вой, невыносимый визг, жалобный хрип. «Дыхание есть дыхание, – думала Цвета. – Пока труба откликается, я жива. Хотя такими жуткими звуками, как у меня получаются, вот разве что действительно мертвых из могил поднимать».

И тут в кармане завибрировал телефон. Симон кричал в трубку, как ненормальный: «Что случилось? От тебя за два часа было сорок восемь звонков!» Цвета слушала его и молчала. Не нарочно, чтобы теперь он как следует испугался, просто ни слова произнести не могла. Наконец собралась с силами и сказала:

– Отведи меня прямо сейчас домой, пожалуйста. Если получится. Я больше не вижу свет Маяка.

Дома Цвета первые сутки пролежала на спине, лицом кверху, причем не в постели, а на твердом полу. Это было до ужаса неудобно, все тело ныло, и не удавалось надолго уснуть, зато неприятные ощущения успокаивали, Цвета им безоговорочно верила. «Если ощущения неприятные, значит, они точно есть. Значит, и я есть, – думала Цвета. – И мой дом тоже есть. Я же сейчас именно здесь, а не где-то лежу на полу. И все остальное, получается, есть: дом не в пустоте болтается, а стоит на улице. А улица находится в городе. А город – в огромном мире, который везде. Существует и продолжается, как ни в чем не бывало. Не было никаких апокалипсисов. И не могло их быть. Я же сама сто раз и читала, и на публичных лекциях слышала, что древние жрецы ошибались, когда утверждали, будто мы можем исчезнуть в любой момент. Кто угодно может ошибаться, почему вдруг они – нет? Пока существует Другая Сторона, мы не исчезнем. Это технически невозможно. А Другая Сторона – настолько неприятное ощущение, что уж оно-то сто пудов есть».

Состав и пропорции:

сухой яблочный сидр 100 мл;

светлое пиво (Lager) 100 мл;

водка 15 мл;

апельсиновый ликер «Куантро» 15 мл;

ликер «Мидори» 30 мл;

персиковый шнапс 15 мл;

персиковый ликер Southern Comfort 15 мл;

лед.

В бокал коллинз положить лед, налить водку, шнапс и ликеры, потом добавить сидр и пиво.

Стефан пьет кофе. Эта чашка уже вторая. Он не такой уж великий любитель, но тут вдруг его проняло. Кофейня «Beh Rahim» – опасное место, натурально ловушка. Вот так свернешь на минутку из любопытства и, чего доброго, сдуру достигнешь самадхи. «И как из него потом выбираться обратно? – весело думает Стефан. – Не к тому меня готовила жизнь!

Вот это, дорогой друг, – адресно и немного злорадно думает Стефан, расплатившись за третью порцию кофе, – тебе обязательно надо попробовать, чтобы перестал зазнаваться. Не навсегда, упаси боже, я не настолько монстр, чтобы такого тебе желать, но минуты на полторы совершенно точно не помешает, просто для новизны ощущений». – И метко отправляет почти полную чашку изумительно сваренной «Эфиопии» в оставленный на вокзале чемодан.

Он туда вчера во время прогулки уже кучу всего отправил – пакетик лакричных конфет в форме Ктулху, камень со дна реки Шпрее, бутылку мозельского вина, дизайнерский шарф из плюшевых пауков, лужу, в которой красиво отразилось красное кирпичное здание, сухой платановый лист. Стефан много раз слышал от опытных путешественников, что из поездок непременно надо привозить сувениры и подарки друзьям. И, конечно, совсем дураком надо быть, чтобы самолично не выяснить, какого рода удовольствие можно получить от такого эксцентричного поступка. «Ну и чемодану полезно быть не просто для вида, а заниматься делом, – думает Стефан. – Это называется самореализация. Исполнение предназначения. Отличная штука. Всем бы советовал. И мне самому, кстати, тоже не повредит».

Стефан встает из-за стола, выходит на улицу, собирается с мыслями – что теперь?

С Проходами тут не сказать что шикарно, всего один нараспашку открыт, думает Стефан, вспоминая вчерашнюю обзорную экскурсию; он, конечно, безответственно веселился, но самое важное все-таки примечал.

«Один открытый Проход из потенциально возможных восьмидесяти восьми, не Граничный город, а детский сад, – снисходительно думает Стефан. – Впрочем, оно даже к лучшему. Больше нуля, вот и ладно. Им хватит пока.

Мне бы теперь этот Проход рассмотреть поближе, нос туда сунуть, пощупать руками и всем остальным», – громко и внятно думает Стефан. То есть уже не просто ради собственного удовольствия думает, а с городом говорит. И сразу же чувствует, как тот откликается, натурально подпрыгивает: да, давай развлекаться! Все-таки удивительно дружелюбный чувак этот Берлин.

«Я вчера, в принципе, понял, где у вас этот открытый Проход, – думает Стефан. – И сейчас направление вижу: отсюда на юго-восток. Но если тебе по приколу, отведи меня сам, так будет гораздо быстрее. Заодно моими глазами на себя поглядишь».

Город – существо огромное, сложное, в человека не помещается, поэтому подобные предложения ему даже в шутку не следует делать. Но Стефану еще и не такое можно. Чего только ему не доводилось в себя вмещать. Даже весь мир пару раз – и вот это было действительно то еще приключение. До сих пор непонятно, как тогда уцелел. «Пожалуй, на одной только наглости и продержался, – весело думает Стефан. – Ну и правильно сделал. Все, что человек делает по велению сердца, – правильно, если уцелеешь в процессе. А я до сих пор жив.

Давай, – громко думает Стефан, – не тяни, чего тут думать, дают – бери. Помещайся в меня, дорогой, погуляем. Будет круто, тебе понравится: очень странно и очень смешно».