Игорь Осипов - Охотники на попаданцев [оптимизирована обложка] [publisher: ИДДК]

– Здравствуй.

– Слышь, краля, чё за нахер, я спрашиваю? – перебил её парень. – Где я? Кто вы? Что за шалавы в скафандрах?

Ольга растерянно замерла, зато заголосила Настька, уперев руки в боки.

– Это кто это шалавы? Ты берега попутал? Я щас тебе накостыляю по самое не хочу! Я наших пацанов только так буцкала!

В голосе целительницы прозвучали противные высокие нотки, слово у торговки на рынке, я даже поморщился, когда полез в карман за револьвером. По видимости, нам попался малолетний уголовник.

– Я джиу-джитсу знаю, – выкрикнул подросток и встал в стойку.

Да, карате он действительно знал, вот только и наши городовые тоже не лаптями щи хлебали. Помнится, петроградские полицейские ездили в империю Нихо́ и заняли там первое место по единоборству, обойдя тамошних. Неужто парень японец? Да не. Уж шибко хорошо по-русски калякает. Точно киргиз обрусевший, или казах.

– Я сейчас покажу тебе жижицу! – снова заголосила Настька так, как это умеют только базарные девки.

Она сделала шаг к парню и протянула руку. Тот попытался провести какой-то приём, но что такое голыми руками на броневик кидаться? Кирасир, во-первых, весит под два центнера, а во-вторых, сильнее в несколько раз обычного человека.

Простого толчка хватило, чтоб парень кубарем покатился по земле, при этом очень сильно матерясь.

– Все, хватит! – рявкнул я, выставив вперёд револьвер. – Лечь на землю! Руки за голову!

Парень замер, глядя на оружие, как кошка на змею, а потом вдруг нырнул за сейф, одновременно с этим вскинув руки. В лицо нам полетел песок с пылью и мелкими камешками. Я зажмурился и тряхнул головой, а когда открыл глаза, то увидел, как парень перемахнул через ближайший забор и исчез за домом.

– Шустрый, гад! – вырвалось у меня. Я хотел броситься вдогонку, но ушибленная нога хоть и не болела, но подволакивалась и явно не предрасполагала к бегу. – Точно собаку заведу. Добермана. А лучше двух.

– Видели? Вы видели, как я его? Нет, ну, вы видели? – повторяла Настя, глядя на свои руки, закованные в механические перчатки.

Она просто светилась изнутри.

– Видели, – пробурчал я. – И этого медвежатника упустили. Да и черт с ним. Пусть теперь им полиция занимается. Саша, сотовый.

Никитин подошёл ближе, и я снял трубку, щёлкнув рукоятками с номерами.

– Ало, Ваня, там водитель с трактором ещё на месте? Я понял, что он Машке глазки строит, пусть выгоняет свой пароход. Да, к месту пробоя. Поедем к другому, а то пешком до вечера не управимся, но сперва металлолом погрузим. Нет, с девочками все хорошо.

Трактор ждали почти четверть часа, пока он не подъехал, пыхтя и пуская клубы пара. Сейф загрузили быстро. Просто все вчетвером подхватили его и, жужжа силовыми катушками, закинули в телегу. Следом забрались сами.

И опять же долго ехали. Я стоял на подножке кабины. Сашка столбиком торчал на телеге, ухватившись руками за борт, а девушки сидели сзади, свесив ноги. Для них это было забавное приключение, которое наверняка запомнится на всю оставшуюся жизнь. Они потом будут сидеть у камина либо у самовара, и рассказывать байку, приукрашая подробности небылицами. Ну и пусть.

Мы ехали долго, а потом прибыли к воротам кладбища, распахнутым настежь. Я приказал трактористу не останавливаться, и мы так и въехали.

А от открывшегося вскоре вида стало тошно даже мне.

Я стоял на подножке трактора и глядел на старую могилу. Каким-то вялым отголоском мелькнула мысль, что она принадлежит богатому человеку, во всяком случае, над могилой склонилась статуя, изображающая бесконечно тоскливого ангела. Полные скорби глаза смотрели вверх, а руки застыли, сложенные в молитве.

Вот только в эти руки сейчас была вложена человеческая голова с вырванными глазами, а лицо ангела испачкано кровью так, словно он недавно ел человечину, но услышав наше приближение, замер, пристыженный своей страшной трапезой. Тело, которому голова ранее принадлежала, было брошено тут же вместе с мусором и палыми листьями. Серая казённая шинель с унтер-офицерскими погонами промокала от темной загустевшей крови. А сверху были цинично воткнуты за хлястик на спине два цветка, трепещущих подвявшими лепестками, словно в страхе от пережитого.

Над телом быстрым хороводом беззвучно кружились и мерцали алым жирные мухи – духи-падальщики, подъедающие крупицы сил, оставшихся в трупе после исхода души. На кладбище им самое место.

В тишине, нарушаемой лишь стрекотанием черно-белой сороки, прыгающей неподалёку по утоптанной траве, да шелестом ветра в листве клёнов и берёз, было слышно, как кто-то некоторое время тяжело дышал, а потом этого кого-то шумно вырвало.

Я хотел повернуться, но не мог оторвать взора от пустых глазниц мёртвого городового. Лёгкий ветер доносил до меня запах крови и горелого пороха.

– Господи Боже. Господи Боже, спаси и сохрани, – залепетала за моей спиной Настенька.

Ее дрожащий голос вырвал из оцепенения. Я многое повидал и во время поисков сокровищ, и в должности охотника на потеряшек, но никак не мог привыкнуть к такой бессмысленной жестокости. Помню, был в стране Бхаратов, то бишь Индии, так там довелось увидеть человеческое жертвоприношение. Многое забыл, но это помню хорошо. Так вот, есть что-то в этом похожее.

И всех жрецов в том приношении я без всякой жалости и угрызения заколол, потому что бой – это бой. В бою либо ты, либо тебя. В бою меч против меча, копье против копья, злость против злости, но не так, на алтаре, как забойная скотина.

Рядом, часто дыша, встала Ольга. В кирасе она была мне вровень по росту. На ее бледном лице испуганно блестели глаза, ставшие темно-серыми и с большими зрачками.

Но заговорила не она. Сзади раздался возглас Сашки.

– Эй, народ, это что за зомби такой, нахрен?!

– Кто? – переспросил я, обернувшись.

Парень стоял в телеге от трактора, вцепившись рукой в борт. Да так, что деревянная доска под его пальцами треснула. Второй рукой он показывал куда-то в сторону.

– Ой! – пискнула Настенька, а я повернул голову.

Из-за густой заросли рябины шаркающей походкой вышел ещё один городовой.

– Господи, – послышался тихий голос Аннушки, – пустота.

Мне не надо было даже переспрашивать, что она имела в виду. Пустота сочилась из этого худого высокого полицейского, видимая даже невооружённым взглядом. Сочилась вместе с замершим в безразличии взглядом, сочилась вместе с тонкой струйкой слюны из приоткрытого как у дебила рта. Слюна пачкала подбородок и отворот шинели.

Городовой медленно шёл к нам, ни разу не моргнув, а в какой-то момент начал неспешно поднимать руку, в которой был зажат табельный револьвер, прицепленный к табельному оранжевому шнуру.