Анна Гурова - Мастер иллюзий [СИ]

И последняя в четверке – я, Геля Щербакова, без пяти минут мастер реальности, увенчанный целой гирляндой дисциплинарных взысканий, последний представитель распущенного спецкурса «Д», В прошлом обладательница персонального призрака-консультанта по имени Князь Тишины, особые приметы: синий, ехидный, требует человеческих жертв (только кто ж ему даст); утверждает, что он бывший ацтекский бог дождя, но, скорее всего, врет… Еще я носитель уникального Дара – способности творить из мертвой материи живую, – которым мне официально запрещено пользоваться. После восстановления в училище меня вернули на курс материалистов, где я пахала весь последний год, наравне со всеми готовясь к поступлению в Академию.

– Кто-то из вас пойдет работать по специальности, другие продолжат обучение в Академии Художеств, – разливалась соловьем Антонина. – О тех отщепенцах, кто забросит Чистое Творчество, и подастся, например, в бизнес (последнее слово наставница буквально выплюнула, как нечто исключительно неприличное), здесь речь не идет. В любом случае, впереди у вас годы учебы, оттачивания профессиональных навыков. Но вы должны помнить об одном. Когда вы скажете себе: «мне больше нечему учиться» – в этот день одним мастером реальности на свете станет меньше!

Эк загнула… На травке пока посидеть, что ли?

– Антонина Николаевна, можно вопросик? – подал голос Костик Малевич.

– Можно.

– Мастер – это такой человек, который превзошел всех в своей области, верно? Но ведь рано или поздно возникает ситуация, когда учиться не у кого, потому что ты – лучше всех. Разве не к этому должен стремиться любой специалист? Стать первым…

– Стал ты первым – и что делать дальше? – вкрадчиво спросила Антонина.

Костик замялся. Раньше ему эта проблема в голову явно не приходила.

– Не пускать на первое место других, – подсказала я. – Давить конкурентов на корню.

Галушкина захихикала и тут же покраснела, испугавшись, что привлекает к себе внимание экзаменатора.

– Это путь не мастера, а раздувшейся посредственности, – припечатала Антонина. – Настоящий мастер никогда не останавливается.

– Да куда же ему идти дальше, если он уже пришел? – воскликнул Костик, всерьез озаботившись. Как же, для него «стать первейшим из первых» – не абстракция, а вполне конкретное, и даже не очень далекое будущее.

– Этой проблеме тоже посвящено наше занятие, – невозмутимо сказала Антонина. – Ну, давайте еще раз намекну. Помните самое начало? Первый пленэр, вам по десять лет…

– Подражание природе, – подала голос Лена-Оля.

– Ага, вырастить лист лопуха, – проворчала я (у меня с этим лопухом были связаны не очень приятные воспоминания).

– Вот тогда вы, хоть ничего и не соображали, были куда ближе к ответу, чем сейчас, – сказала Антонина. – Но поскольку я все-таки ваш учитель, могу немного подсказать. Мы все минутку постоим, сосредоточимся и послушаем.

Наставница замолчала, и на полянке сразу стало очень тихо. Даже воздух как будто стал чище и прозрачнее. Заходящее солнце сквозит между стволами. Небо яркое, как огонь. И по сравнению с этим небом все в лесу кажется нереальным, сотканным из тумана – ветер дунет, и мираж разлетится, исчезнет…

Взгляд скользит сверху вниз. Какие чистые краски… Нежная майская зелень, потусторонняя белизна коры. Лес – как размытая акварель, на ней скупые штрихи черной туши. Тонкой кистью выписаны черные пятна и полоски на стволах берез. Земля выстлана слежавшимися за зиму сухими листьями. В лучах заката они выглядят коричневато-розовыми – почти того же цвета, что небо, но гуще и теплее. Словно набросаны тонкие битые черепки из обожженной глины, остатки погибшей прошлогодней цивилизации. Высокие березы, окружившие полянку, кажутся полупрозрачными и как будто светятся изнутри. Веет какой-то силой. Какой-то… магией, что ли? Когда смотришь вверх, начинает кружиться голова. Кажется, что березы, наклонясь, внимательно смотрят на тебя сверху. Как бы решая – что бы такое с тобой сделать, возомнивший о себе человечек?

– Материя творит себя сама, ежесекундно, ни с кем не соревнуясь, – нарушила тишину Антонина. – Сейчас, весной, это происходит буквально у нас на глазах – как взросление в подростковом возрасте. Прислушайтесь, и вы все поймете. Вам осталось научиться всего одной вещи, без которой никто из вас не станет настоящим мастером реальности… Все, работайте.

Антонина поднесла к глазам свои часы-будильник.

– На выполнение задания – ну, допустим, полчаса. Отсчет пошел.

Отошла к краю поляны и опять закурила, табачная маньячка.

А мы остались стоять, ошеломленно переглядываясь.

– Не въехал… Че делать-то? – совершенно не по-чемпионски ляпнул Костик Малевич.

Я с досадой пожала плечами. Естественно, никто ничего не понял. На лице Лены-Оли – покорное принятие все учительских закидонов. Галушкина стоит и хлопает глазами – могу поклясться, все прослушала.

Прошло пять минут. Шесть, семь. Все стояли с сосредоточенным видом, искоса поглядывая друг на друга – не придумал ли кто что-нибудь толковое. Меня понемногу начинала разбирать злость. Ну ни хрена себе коан! Это даже не вопрос без ответа – это вопрос без вопроса! Сначала догадаться, в чем состоит загадка, а потом ее еще и решить?!

Вдруг Оля-Лена сделала шаг вперед.

– Людочка, готова? – доброжелательно спросила Антонина.

Опаньки…Что-то у меня с памятью. Хорошо, я к ней по имени не успела обратиться.

Людино лицо стало совсем безмятежным, даже каким-то неземным. На мгновение мне показалось, что от нее кругами расходятся волны космической тишины. Подняв обе руки, она сделала плавный восходящий жест, воздух завибрировал у нее между ладоней, и в окружающем мире что-то неуловимо изменилось…

– Вот, – сказала Люда, улыбаясь. – Ну как, правильно?

Я проследила за ее взглядом и наконец обнаружила то, что она сотворила: на краю поляны прежде было две молодые березы, а теперь между ними выросла третья… Достоверность абсолютная – то, чего мне никогда не удавалось. Как на фотографии. И что?

– И что? – со скучной миной спросила Антонина.

С Людиного лица сползла улыбка.

– Н-не угадала?

– Детки, халявы не будет. Незачет.

Люда покраснела и опустила голову. Я сочувственно подумала – сейчас заплачет. Не было еще такого экзамена, чтобы Антонина не довела кого-нибудь до слез. Кроме меня, конечно. Я человек гордый. Спрячусь в каких-нибудь кустах и рыдаю там.

– Работайте, – сухо повторила Антонина. И уточнила: – Мозгами.

Мы сделали еще более умные лица. Костик мыслил столь натужно, так морщился, что, казалось, у него вот-вот лопнет кожа на лбу. Галушкина переминалась с ноги на ногу с таким видом, словно больше всего ее сейчас занимало местонахождение ближайшего туалета.