Карина Хелле - Прах к праху

Лицо было мокрым от слез, пальцы впились в кольцо, и камни резали кожу.

Грудь была пустой. Словно сердце осталось во сне.

И реальность была кошмаром.

Я проснулась снова, свет в комнате был серым, голова болела, как от рыданий ночью. Я лежала пару секунд, собиралась с мыслями, но стук в дверь заставил вскочить.

Ада тут же повернулась, попыталась сесть с волосами на лице.

— Кто там? — громко спросила я, рот пересох ото сна.

— Уборка номера, — сказал за дверью знакомый голос.

Я выбралась из кровати и добралась до глазка. Рыжий стоял на другой стороне.

Я выдохнула с облегчением, быстро открыла дверь, хоть была в футболке «Dream Theatre» с концерта и трусиках.

— Эй, — я показала Максимуса, открыв дверь шире. Ада запищала за мной, прикрывая пижаму одеялом, но я устала и просто рухнула в его руки.

К счастью, Максимус был джентльменом, обнял меня без вопросов. Его сильные руки взбодрили меня, и я поняла, что у меня есть силы помочь себе и Дексу. Не помешало и то, что он был большим и сильным мужчиной, а мы — девушками в неизвестном городе.

— Как ты? — спросил он.

Я отодвинулась и посмотрела на него.

— Держусь, потому что ты помогаешь.

Он улыбнулся, но это не отразилось в глазах. Максимус обычно был веселым, и от его тревоги мое сердце снова сжалось.

— Утречко, юная леди, — сказал он, кивнув Аде.

Она прижимала покрывало к груди, мрачно кивнула в ответ.

— Утро, громила.

— Теперь я здесь, — сказал он, походя к моей кровати и садясь, сцепив руки, — так почему не рассказать все сначала?

Он взглянул на мое нижнее белье, и я быстро укуталась в халат из шкафа, а потом описала события последних суток. Максимус терпеливо слушал и хмурился все сильнее.

Я закончила, перевела дыхание, он провел веснушчатой рукой по густым волосам и вздохнул.

— Что? — спросила я. — Что такое?

Он виновато посмотрел на меня.

— Прости, Перри. Всего много и, честно скажу, я не знаю, с чего начать.

Я помрачнела.

— О чем ты? Ты знал Декса, пока вы жили здесь.

Он кивнул.

— Это было давно, не забывай. Декс жил в квартире. Я могу отвести туда, но он редко говорил о детстве, где он жил с Майклом. Я не знаю, где это.

— Но, — я подошла ближе, глядя в его зеленые глаза, — ты должен что-то знать.

Он с сочувствием улыбнулся.

— Нью-Йорк был не лучшим временем, Перри. Уверен, ты уже знаешь.

Я скрестила руки.

— Как вы были друзьями, Эбби умерла, и он переспал с твоей девушкой и сходил с ума, пока ты не смотрел? Да, я слышала.

Он прищурился, вспыхнула боль.

— Эй, все было не таким черно-белым. Но было много ошибок, и, буду честен, мне тут быть непросто.

— И что нам делать? — закричала я, вскинув руки.

— Перри, — нежно сказала Ада, пытаясь успокоить меня.

— Простите, — буркнула я и отвернулась. Я развернулась в отчаянии. — Нет, знаете, что? Не простите. Я не виновата. Я злюсь. Я в ужасе. Я в панике. Вы не понимаете, что происходит. Декс — мой лучший друг, любовь, мой будущий муж, — я указала на Аду, — твой будущий родственник. Он — все для нас, я не шучу. Я не преувеличиваю, говоря, что нам нужно к нему сейчас. Иначе мы его больше не увидим.

Максимус разглядывал меня пару минут, волна страха ударила меня по плечам.

«Он думает, я безумна. Он жалеет, что приехал. Он не поможет. Он развернется и уйдет домой. Он не верит мне».

— Ладно, — сказал он через минуту. — Я сделаю, что смогу.

Я вскинула бровь.

— Так ты веришь мне.

Он криво улыбнулся.

— Больше, чем ты думаешь.

Я не знала, что это значит, это не рассеяло страхи. Хоть Макс видел много необычного, когда мы были в Рэд Фоксе и Нью-Орлеане, я не могла забыть, что он видел меня одержимой и отрицал это.

Телефон зазвонил. Я посмотрела на телефон и на Аду. Мы знали, кто это.

— Я возьму, — Ада схватила телефон со столика. Я не успела отговорить ее, у нас еще не был плана, что сказать. — Привет, мам, — бодро сказала она, словно все было хорошо.

Она тут же скривилась, номер заполнили вопли мамы. Я смотрела, как Ада пыталась вставить слова, а потом выпалила:

— Мы в Нью-Йорке.

Тишина ощущалась, пока правда впитывалась.

И крики начались снова. Я слушала минуту, а потом решила вести себя как старшая сестра.

Не важно, что я говорила матери. Или отцу, когда он подошел. Они не верили мне, когда я сказала, что брат Декса был бедой, и мы думали, что Декса забрали против воли.

В конце все оказалось моей виной, и я должна была вернуть Аду в Портлэнд. Я пообещала, что сделаю это, когда мы вернем Декса. Я сказала, как им найти нас, если они переживают, и назвала отель, но пообещала, что мы вернемся, когда сможем.

Прошло плохо, и я быстро выключила звук, зная, что они будут звонить снова и снова. Я не могла сейчас отвлекаться.

— Ладно, — я подавила желание хлопнуть в ладоши. — Начнем. Найдем его.

— Лучше надень джинсы, — сказал Максимус. — Нью-Йорк бывает настырным, — он ухмыльнулся. — Но я не жалуюсь.

Я пронзила его взглядом, но переоделась в ванной. Пока я была там и смотрела на шкаф в ретростиле над умывальником, я вспомнила, что сделала с мамой. Забрала таблетки. Может, она стала срываться без них, может, поняла, что их заменили, и это сделала я.

Может, она скоро станет такой же, как ее дочери.

Но, как и все мысли не о Дексе, я прогнала эту. Каждый миг без него был мигом, когда сердце опускалось все ниже в груди. От меня ничто не останется, если мы вскоре не найдем его.

Плохо, что даже с Максимусом мы не знали, откуда начать.

Где-то часы отсчитывали то, что мы не хотели понимать.

Я просыпался уже в дурацких местах. Как-то раз — на скамейке в парке на окраине Сиэтла, белки радостно прыгали вокруг меня, как энергичные крысы. Я так и не понял, как там оказался. В другой раз я был на крыше отеля в Ванкувере, дождь бил по лицу, рядом была пустая бутылка виски. Это я помнил — стриптизерша увела меня и украла все деньги. Хоть виски составил компанию.

Но я еще не просыпался в своей детской спальне, в доме, который я пытался стереть из памяти, чтобы его не существовало.

Но он существовал. И я лежал на старой кровати, ноги свисали с хлипкой рамы. Комната была такой же, какой я ее помнил.

Это было невозможно. Но вот оно.

Я лежал на кровати несколько мгновений, моргая, глядя на потолок, на звезды на нем, которые я наклеил в детстве. Взгляд медленно скользил по стенам, замирая на плакатах «Alice in Chains» и «Nirvana», вырезках из журналов на серых обоях. Если отцепить уголки, станет видно липкий пластилин, на который я их лепил. За булавки на стене отец убил бы меня.

Вдруг воспоминания затопили разум, и я едва сдержал их, ощущая себя алкоголиком с огромным мочевым пузырем. Черт. Это был не безумный сон. Я был в старой спальне. Все было прежним, кроме меня. Я был Дексом Фореем, не Декланом О’Ши, но сущность того, кем я был, цеплялась плесенью на ковер, как страх.