Ольга Миклашевская - Змеи. Гнев божий [litres]

Кир пожимает худыми плечами:

– Не знаю, привычка заканчивать работу вовремя. Отвратительная человеческая привычка, надо сказать.

В ответ Эвелина насмешливо фыркает и всем телом поворачивается к окну, наблюдая за тем, как люди, кутаясь в пуховики, улитками ползут по тротуару.

Зажатая между сотнями других автомобилей, «шестерка» утробно урчит, напоминая котенка-переростка, который решил заснуть у тебя на коленях. Звук мотора успокаивает Эвелину, и она впервые за долгое время позволяет себе расслабиться.

– Кстати, – нарушает тишину Кирилл, – все хотел спросить: как ты меня нашла?

Эвелина чешет нос, продолжая завороженно смотреть в окно.

– По запаху, конечно.

– А что, так можно было? – У Кирилла вырывается смешок, за которым он на самом деле пытается скрыть свою нервозность.

На лобовое стекло падают первые мокрые снежинки и тут же превращаются в воду. Эвелина с Кириллом как две рыбешки в крохотном аквариуме, откуда смотреть на однотонный окружающий мир интересно только первые две минуты. Взвизгивают дворники, утягивая за собой свежие осадки.

– Думаю, это часть моего «правдивого» дара, – предполагает Эвелина. – Было бы круто, если бы я была всесильной и всеведущей, так что, конечно, тут есть свои ограничения. Я сравниваю это с компасом. Я знаю, в какую сторону идти, но не более того.

– Звучит запутанно.

Эвелина кивает.

– А так оно и есть. Не знаю, как, но именно это чувство помогло мне в прямом смысле переплыть море, а потом уже добраться сюда. А знаешь, почему? Потому что этим старым дуракам интересно хорошенькое шоу. Они позволяют тебе сделать достаточно, чтобы за этим было интересно наблюдать, но недостаточно, чтобы ты когда-нибудь достиг своей цели. Это палка с конфетой, привязанная к твоей спине, и любая попытка приблизиться к ней будет только злить.

– Смотрю, ты много об этом думала, – замечает Кир, выезжая на шоссе.

– Как же, времени для этого было предостаточно. Вот скажи, как тебе удалось урвать для себя кусок нормальной жизни?

– Нормальной… – Кирилл будто в первый раз пробует это слово на вкус, при этом смакуя каждую букву. – У меня, как и у тебя, тоже есть своя теория на этот счет. Они просто пресытились. Великан, зубастый монстр… Все это привлекает до поры до времени. Сейчас у божков другая мода – на человечность. Я, понимаешь ли, под это определение не подхожу от слова совсем.

Какое-то время Эвелина молча рассматривает худое, с острыми, почти болезненными чертами лицо Кирилла, а затем едва слышно произносит:

– Как по мне, подходишь.

– Прости, что? – переспрашивает адвокат, хотя прекрасно расслышал все и в первый раз.

– Говорю, ты тоже такой. Все мы такие. Не важно, кем были рождены. В итоге все равно внутри каждого монстра живет свой человек, внутри каждого человека – монстр. И у этого странного правила история пока не знает исключений.

Парковка у кладбища полупустая. Припорошенная свежим снегом подъездная дорожка нехотя оголяется под колесами автомобиля.

– Ну вот и приехали, – объявляет Кирилл, но сам, как и Эвелина, не двигается с места.

Оба отчего-то оттягивают до последнего. Вполне возможно, они так и остались бы сидеть на своих местах, если бы прямо перед ними, словно из воздуха, не возникла бы вдруг скрюченная, сморщенная старуха с корзиной, полной краснобоких яблок.

Узнав старуху, Эвелина со скоростью молнии выскакивает из машины, но той уже и след простыл.

– Ты видел?! – кричит она Кириллу.

Тот как раз выбрался из машины сразу же следом за ней и качает головой.

– Видел что?

«Вот тебе и реалити-шоу», – усмехается Эвелина. В этом кукольном представлении ей, похоже, остается только подчиниться каждый раз, когда кому-то взбредет в голову дернуть за ниточки.

– Забей.

Они входят на территорию, обменявшись формальными кивками со сторожем, и бредут по узким дорожкам между именными плитами, под каждой из которых уже давно не тело, а всего лишь история. Желтый фонарный свет делает углы острее, а тени длиннее, и Эвелина замечает, как Кирилл поеживается, очевидно, как и она, почувствовав более плотное скопление Теней.

Они больше не обмениваются ни словом, потому что в такой обстановке становится трудно ощущать уединение.

Кроме них и сторожа, народу здесь – никого. Кирилл подводит Эвелину к скромной могиле, которая, несмотря на дату, уже выглядела порядком заброшенной.

– В первый раз здесь со дня похорон, – поясняет Кир, заметив вопросительный взгляд Эвелины. – Вообще таких много везде, где мы жили или останавливались хотя бы на пару сотен лет. Быстро привыкаешь.

Вспомнив свои прошедшие двенадцать жизней, Эвелина думает о том, что к своей смерти привыкнуть так и не смогла. Даже мысль об окончании очередного пути пугает до чертиков, потому что финал – это то место, где обратно уже не развернешься.

И все же, что-то едва заметное отличает это захоронение от соседних. Какой-то едва уловимый запах, смутно знакомый и в то же время совершенно новый. Запах силы и запах жизни. Запах отчаяния и запах возрождения. Запах змеи, наконец сбросившей мертвую кожу.

– Тот, кого ты хочешь найти, был здесь, совсем недавно, – осознает Эвелина, обращаясь к Киру.

Тот кивает.

– Вполне в ее духе. Я, правда, рассчитывал ее здесь застать. Она, знаешь ли, любит думать о жизни, глядя на собственные могилы. Говорит, это заставляет ее хотеть жить еще больше. Но мне всегда казалось ее желание снова и снова проживать взросление одного и того же тела весьма странным.

– Почему ты мне все это рассказываешь? – спрашивает Эля, ее голос опускается почти до шепота.

В полутьме острые клыки маленького гиганта выглядят угрожающе, но в то же время завораживающе. Эвелина не может оторвать взгляда от этого бледного лица, где больше всего не злобы, не кровожадности, – самой обычной сонливости.

– Кому еще довериться в этом мире чудовищу, которого все боятся, кроме как не птице правды? – Кирилл улыбается вполне искренне, и Эвелина возвращает ему улыбку.

Обратно они идут уже быстрее: оба жаждут вновь оказаться в теплом и комфортном чреве автомобиля.

– Что теперь? – спрашивает Эвелина, пристегнув ремень.

– Теперь, боюсь, мне все-таки придется наведаться в вашу школу. Вдобавок ты говорила, у вас там кое-какой червячок завелся? Я таких умею ловить на раз-два. Эх, молодежь, знали бы, кого попросить. Надо всего лишь хозяину тварюгу показать – всего-то делов. Тут даже ребенок справится.

Эвелина вновь тянет замерзшие без перчаток ладони к нагревающейся печке.

– Ты же говорил, она вряд ли в школу вернется?

– Знаю. – Фары высвечивают ночь, где, как мошкара, роятся мелкие снежинки. – Только вот Глеб ее хранитель, не я. Ты ведь знаешь, как это работает?