Ольга Миклашевская - Люди под кожей [litres с оптимизированной обложкой]

– Что-то вроде того. Старый знакомый.

– Старый? – по-девчачьи хихикает водитель.

– О, очень старый. – На этот раз Нина улыбается вполне искренне. – Такой старый, что забыл, зачем родился. Думает, в человека превратился, раз две руки – две ноги приделали.

На светофоре в такси под визгливый крик тормоза врезается новенький «Пежо» с молоденькой рыженькой бестией за рулем. Мгновение больше похоже на сон, и руки Вазгена тут же заливает густая, как кетчуп, кровь.

– Ну вот, теперь пешком переть, – бормочет Нина, лихо выбираясь из перевернутого автомобиля.

Сообщение прочитано. Дарья видит это по двум голубым галочкам в углу послания. Простые символы, а говорят так много. Например, «давай сделаем вид, что незнакомы». Или «почему бы тебе не пойти со своими проблемами к психоаналитику?».

Так офисные сотрудники, один раз по пьяни разделив ложе, потом стесняются здороваться друг с другом на работе.

Только вот у Льва с Дарьей общий секрет гораздо серьезней, нежели просто короткая интрижка. Тайна, которую не расскажешь ни психоаналитику, ни священнику.

Еще несколько минут Дарья нетерпеливо ждет, гипнотизируя ни в чем не повинный телефон. Затем хватает смартфон дрожащими руками и зажимает кнопку вызова.

– Я на совещании, – слышится приглушенный голос маркетолога.

– Мог хотя бы на сообщение ответить.

– Потом. Я не в состоянии думать о твоих демонах во время обсуждения проекта.

Упрек справедливый. Дарья сглатывает и сбрасывает вызов, не попрощавшись.

Она так не волновалась, даже когда лет в шестнадцать одноклассник Петька впервые пригласил ее на свидание. Он в те времена был невысоким и вообще каким-то детским с этими своими вечно розовыми щеками и идеально гладкой, как у младенца, кожей. Подростковая угловатость вроде бы и обошла Петю стороной, но, с другой стороны, физиологически он так и остался в нежном детском возрасте.

Сейчас это, конечно, статный представительный мужчина. Гражданский пилот. Позже других, но вырос, вытянулся. Лет так в двадцать на лице появились гладкие блестящие усы, а еще лет через пять стюардессы штабелями стали падать к ногам уже никакого не Петьки – Петра Комарова.

Стыдно признаться, но Дарья его стеснялась. Боялась, что Петька рядом с ней выглядит скорее младшим братом, нежели мужчиной, за широкой спиной которого можно спрятаться ото всех невзгод. Это ей приходилось загораживать приятеля грудью второго размера и даже пару раз покупать в ларьке у школы сигареты. Оба раза Петьку нещадно тошнило.

Следующие полчаса Дарья проводит на кухне в компании немытой посуды и рассыпанных по обеденному столу хлебных крошек. Раньше она прибиралась сразу, как только отвозила мальчиков в школу, но сейчас немного не до этого.

Взгляд тем временем так и липнет к пальцам, от которых никуда не деться, только если отрубить и выбросить на свалку. Нет, лучше закопать, чтобы никто случайно не увидел, не нашел.

Под ногтями целая вселенная из черных дыр, астероидов и потухших звезд. Кусочки кожи, застывшая кровь – все это там, и даже после двух часов, проведенных в ванной, остается на руках непрошеными гостями. Дарья терла подушечки пальцев пемзой, но, кажется, только повредила кожу, нежели смогла вымыть темные разводы.

Раны на лице школьного директора через какое-то время заживут, на месте некоторых останутся шрамы, и уже потом он будет вспоминать о случившемся как о ночном кошмаре. Это галлюцинации, бред, передозировка шоколадом – будет думать он. Дарья же уже не могла не верить в то, что все это происходит именно с ней.

– В меня вселился дьявол… – отчаянно шепчет она, обхватив голову руками и склонившись вплотную над хлебными крошками.

Может, все-таки стоит пойти в церковь? Лидия ей рассказывала, что однажды видела, как на воскресной службе женщина внезапно начала лаять, как собака. Потом ее сбрызнули святой водой, крестик приложили к темечку – и все тип-топ.

Остается вопрос, что за адская псина сидит у нее в сердце. Или нет, не псина… Змея. Она обвивает органы своим длинным скользким телом, и от этого становится немного щекотно где-то в районе желудка. Стоит только дернуться, подумать что-то не то – рептилия тут же ожесточенно шипит. А будешь вести себя совсем плохо – вопьется ядовитыми клыками прямо в легкие и проколет их, словно воздушный шарик.

Что телефон звонит, Дарья замечает не сразу. Вполне возможно, он так надрывается уже добрые несколько минут.

– Чего трубку не берешь?

– Прости, не слышала, – говорит Дарья не своим голосом.

– Во-первых, я хотел тебе сказать, чтобы ты больше не писала мне таких вещей через мессенджер. Мало ли кто следит, никогда не знаешь. Во-вторых, расскажи еще раз, я ничего не понял. Кого ты там чуть не убила?

– Лева, я не знаю. Я больше ничего не знаю… Я, наверное, больна. Очень, очень сильно больна.

Их разница в возрасте не имеет значения. Сейчас больше всего на свете Дарье хочется обхватить колени этого человека и опустить на них голову, чтобы Лев гладил ее жидкие светлые волосы.

На другом конце провода Лев нервно кашляет, шепчет «я сейчас», и еще некоторое время слышны отголоски напряженного разговора:

– Да насрать мне на вашего Алекса… пусть сам рассказывает… да хоть уволят…

Дарья и подумать не могла, что этот паренек, еще накануне желавший расстаться с жизнью, теперь так будет за нее бороться.

– Да, это снова я.

Молчание.

– Дарья, ты шутишь, да? Зачем звонила мне во время совещания, если не собиралась ничего говорить?

– Хорошо. – Глубокий вдох. Бабуля, когда еще была жива, любила приговаривать маленькой Даше: «Перед смертью не надышишься». Только вот дышать все равно хочется, пусть даже перед самой что ни на есть настоящей смертью. – Мои дети учатся в школе… частной. Директор там – последняя сволочь. Пару лет назад его даже пытались уволить: он приставал к одной девочке. В итоге там доказать ничего не удалось, или – не знаю – слизняк, может, знал, кому на лапу дать в администрации. В общем, там не только это, были и другие инциденты. Про одну девчонку даже никто не знал, а я почему-то знала. У меня информация сама собой в голове появилась, как кино.

– И?

– И меня вчера как будто черт дернул. Я пришла в школу сыновей забирать. Вижу его – стоит, своей огромной тушей стенку подпирает. У меня все тело задрожало, понимаешь? Хотелось прям там вгрызться ему в глотку и выпить всю кровушку до последней капли.

– Но ты этого не сделала? – не теряет надежду Лев.

Дарья кивает, позабыв, что собеседник ее не видит.

– Не сделала. Отвезла Олега с Артуром домой, припарковала машину. А когда услышала, как муж с работы вернулся, снова завелась. Не могла думать ни о чем другом. Мечтала ноги тупым ножом отпилить этому хряку толстозадому. У меня внутри что-то чесалось, как большой комариный укус, который знаешь, что лучше не трогать, но все равно не можешь удержать себя в руках.