Галина Липатова - Отдых на свежем воздухе [СИ]

– Мы бы на рыбалку вечером пошли, – сказал Робертино. – Куда лучше – на пруды или речку?

– Да куда душа пожелает, – развел руками управляющий. – В прудах отменные караси и карпы, даже удочка не нужна – можно сачком вычерпывать.

– Нет, это скучно, – вместо Робертино сказал Оливио. – На реке порыбачим, пожалуй. У вас же удочки и прочая снасть найдутся?

– Само собой, сеньор…

– Оливио, – подсказал ему Робертино.

– Сеньор Оливио, у меня полно удочек и прочего, я ведь и сам порой рыбалкой балуюсь.

– А в ночь на рыбалку можно? – поинтересовался Жоан. – Палатка, котелок для ухи, всё такое?

– Палатки нет, есть только промасленный тент с сетками от комаров и подстилки, а котелок на кухне берите, какой понравится.

– Отлично, тогда сегодня пойдем на рыбалку, – подытожил Робертино, доедая лепешку с маслом.

После обеда они пошатались немного по дому и саду, осматривая их, а потом Жоан углядел возле садового сарая пару лопат и старое ведро, и взялся копать червей для рыбалки. Робертино и Оливио пошли в погреб, глянуть на бочки с пивом, потом на кухню за котелком. От ужина паладины отказались, взяли с собой лепешек, колбасы и сыра с огурцами и помидорами, а также овощи и крупу для ухи, и отправились на берег реки с удочками и прочим снаряжением.

Там растянули между двумя вербами тент, развесили сетки, Жоан развел костер, заодно показав Оливио, как это делается – оказалось, что тот понятия о таком не имеет. Зато Оливио, как выяснилось, отлично умел рыбачить, рыбу он подсекал получше, чем Жоан и Робертино. Так что очень быстро в сетке-садке у паладинов набралось довольно много мелкой рыбы, и Жоан решил, что можно варить уху. Тут оказалось, что воду-то как раз и забыли взять. А из реки набирать Робертино наотрез отказался. Так что пришлось Оливио и Робертино, оставив Жоана караулить удочки и костер, пойти к усадьбе за водой. Экономка выдала им две огромные кожаные фляги, они набрали из колодца воды и поволокли фляги обратно. Но… стоило им выйти за ворота усадьбы и пройти мимо заброшенной маслобойни, как на дорожке, ведущей в село с заливного луга, показалась темная громадина с большими рогами и раздалось грозное мычание. Паладины остановились.

– Обойдем, – сказал Оливио. – Через луг, как думаешь?

Робертино пожал плечами – сам-то он не видел причин делать крюк, но если товарищ так хочет, почему бы и нет…

Но паладины не успели обойти: громадина повернулась к ним, наклонила рогатую голову и, тяжело гупая копытами, помчалась на них.

– Бежим! – крикнул Оливио и рванул к большому дуплистому ореху, торчащему посреди луга, бросил флягу, схватился за ветку и мгновенно взлетел наверх. Робертино последовал за ним.

– Зараза… Быки, говорят, бросаются на красный цвет!!! А мы в мундирных камзолах! – Оливио, поерзав, покрепче вцепился в ветку. – Хоть бы он побыстрее ушел…

– М-м, Оливио, это не бык, – хихикнув, сказал Робертино. – Это корова.

– А вымя где? – паладин посмотрел вниз, и наткнулся на внимательный коровий взгляд. Внимательный и недобрый.

– Это молодая корова, телка. Оно у нее маленькое, – пояснил Робертино. – Но нам от этого не легче. Не скажу насчет красного, но мы ей чем-то не понравились…

– И что нам теперь делать? Мне, знаешь ли, не хочется быть затоптанным коровой… как-то это глупо. Уж лучше быком.

– Она, наверное, паслась внизу, на лугу, да отвязалась, – Робертино глянул на корову. Корова глянула на него, и этот взгляд ему не понравился – какой-то он был заинтересованный.

– Вот что. Я придумал, – сказал он. – Только бы не перестараться… Тяни ману, и сбросим на нее силовым ударом, на голову. Убить не убьем, зато оглушим. А пока она будет в себя приходить, мы успеем убежать.

– А если всё-таки убьем? – встревожился Оливио. – В конце концов, она нам ничего плохого не сделала еще. Да и ведь денег стоит немалых, наверное.

– Ну если случайно убьем, то у нас на завтрак будут говяжьи отбивные, – мрачно пошутил Робертино. – Корова тетушкина, вон на ней клеймо. Но я не думаю, что наши дохлые силовые удары смогут убить такую здоровенную коровищу. Ну, давай. Раз, два… три!

Получив в лоб одновременно два силовых удара, корова жалобно замычала, помотала головой, ноги ее разъехались, она упала сначала на колени, а потом на бок, глаза ее закатились. Но судя по тому, как вздымались ее ребра, была она вполне жива и здорова. Паладины, выдохнув с облегчением, слезли с ореха, подобрали фляги и побежали через луг к реке. Там на них напустился Жоан:

– Где вас носило? Уже костер прогорел, давно пора котел ставить.

– Да так, корова на нас набежала, пришлось разбираться, – Робертино вылил из своей фляги воду в котелок.

– А, понятно. С ними это бывает, – усмехнулся Жоан, вешая котелок на рогульки над углями. – Как стукнет чего в башку, так ничем не выбьешь. У нас как-то наша лучшая молочная корова взбесилась – шершень ее в жопу укусил… так она через всё Вилла Дельгадо промчалась за дояркой, на рога ее поддеть пыталась. Слава Деве, навстречу кабальеро Ланс попался, схватил корову за рога и повалил, тут ее и отпустило. Он и меня потом этому приему научил. Хотите, я вас тоже научу?

– А можно, – Робертино с уважением посмотрел на широкие плечи и сильные руки Жоана. – Только не знаю, сможем ли.

– А что там мочь, главное – правильно взяться да налечь всем телом. Покажу. Ладно, вода кипятится, давайте пиво теперь попробуем.

Они открыли прихваченные из усадьбы фляги с пивом и воздали ему должное. Потом варили уху, не забывая попутно прикладываться к пиву. А потом обнаружили, что среди фляг с пивом затесались две с местным самогоном из абрикос.

– Я такого в погребе не брал, – удивился Робертино. – Это, наверное, ты, Жоан, когда ты туда после нас ходил.

– Да ну. Я же смотрел, что откуда наливаю. На бочке было написано – «Пиво темное», – Жоан почесал висок. – Не мог я самогон брать, терпеть его не могу и не пью, вонючий он.

– Это ты зря, – Робертино понюхал флягу, отпил из нее. – Здешняя абрикосовка делается с любовью, для себя, ее очищают семь раз! Получше вашего агвардиенте, между прочим. И почти как наша кестальская граппа. Вот попробуй.

Жоан с недоверием заглянул в горлышко фляги, потом осторожно отпил.

– Ох ты ж сука!!! – закашлялся он. – Забористая… но не вонючая, признаю. Хм… – он глотнул еще. – А ничего, и правда хорошая.

Оливио молча взял флягу и приложился к ней.

– М-м-м… неплохо. Наш ром получше, но это тоже ничего.

Робертино тоже сделал глоток:

– Раз уж мы его прихватили, не нести же обратно. Нас трое, мы крепкие парни, что, мы шесть пинт на троих не выпьем?

…Они, конечно, выпили – и шесть пинт самогона, и всё пиво, что у них было с собой. При этом ухитрились сварить уху и съесть ее, потом принялись закидывать удочки и петь песни. Песни сначала были вполне приличные, но потом Жоан, выпив еще, запел совершенно непристойную сальмийскую песенку. Потом петь захотелось Оливио, и он исполнил плайясольскую канцону с не менее непристойным сюжетом. Робертино решил от товарищей не отставать, и порадовал их богатством кестальского нецензурного фольклора. Причем все трое языков друг друга не знали, общались между собой на фартальском, но почему-то в изрядном подпитии они отлично понимали всю эту песенную похабщину и даже подпевали друг другу.