Галина Липатова - Отдых на свежем воздухе [СИ]

Чампа присел возле Аймо, схватил его за плечи:

– Что ты наделал, дурак…

– Совершил правосудие, – тихо ответил тот. – Я знал, что вы идете за мной. И что не успею сделать всё, как положено по древнему обычаю. Потому сделал то, что успел.

– Его ждало наказание по закону, Аймо. Я бы этого добился, ты ведь меня знаешь, – горько сказал Чампа. – Он бы получил сполна.

– Ты не знаешь всего, – всё так же тихо и не поднимая глаз сказал Аймо. – Я взял его на пути к побережью. Он собирался удрать в колонии Алевенды – Кульмек позаботились об этом. А теперь… куда бы он ни удрал – он уже никого не сможет изнасиловать. А я… Мой род умер, так пусть Ихайо запомнят как людей, всегда платящих по счетам.

– Аймо… Когда мы выехали за тобой, меня на станции телепортов перехватил твой брат. И просил сказать тебе, что ваш род не умрет. У них с женой милостью Матери родилась двойня, мальчик и девочка.

Аймо улыбнулся:

– Это хорошо. Хвала богам! Но я не жалею о том, что сделал. Алонсо останется жив… пусть благодарит богов за это. Прощай, Ринальдо. Ты всегда был моим другом, и я рад, что ты рядом в мой последний час.

– Ты что несешь!!! – Ринальдо встряхнул его за плечи, видя, как туманится его взгляд. И заметил черные следы в уголках его губ. – Ты с ума сошел… Аймо, что ты наделал…

– Молись за меня, Ринальдо. Моли Деву и Судию простить меня, – прошептал слабеющим голосом Аймо. – Прощай.

Он захрипел, дернулся в жестокой судороге и обмяк. «Черная соль» действует наверняка. И противоядия нет. Аймо, зная, что за ним идут, успел принять яд.

Ринальдо уложил его на пол, закрыл ему глаза. Стефано подошел, опустился на колени:

– Что же делать теперь, сеньор Ринальдо?

И Чампа понял, что молодой паладин спрашивает вовсе не о том, что им делать с покойником и искалеченным преступником.

– Молиться за него, как он и просил… Молить Деву и Судию о милости и справедливости для Аймо Ихайо.

И старший паладин Ринальдо Чампа, известный своей суровостью и жесткостью, тихо заплакал у тела своего старого друга, которого так и не успел спасти.

Деревенские каникулы

Кадетам Паладинского Корпуса, как известно, отпуск не положен. Так что юноши, попавшие в Корпус, первый год не имеют ни каникул, ни увольнительных, разве что свободные пару-тройку часиков по вечерам раза два или три в неделю. Но и те приходится в основном тратить на всякие нужные дела вроде покупки белья, починки сапог, посещения цирюльни и тому подобное. Увольнительные и отпуск полагаются начиная с младшего паладинства. И неудивительно, что в свой первый отпуск почти все младшие паладины поехали домой – за два года ведь многие родных ни разу не видели.

Не поехали только Робертино и Оливио. Робертино очень хотел домой, конечно. Но практика в больнице у знаменитого хирурга мэтра Пастеля, на которую сам мэтр его позвал, привлекала его не меньше, чем поездка домой. И Робертино выбрал практику – родню он ведь время от времени видел, когда семейство Сальваро приезжало в свою столичную резиденцию. Оливио же просто было некуда ехать, и он оставался в казармах. Если подумать – тоже неплохо. Спать можно до самого завтрака, от караулов освобожден и от тренировок обязательных тоже. А по вечерам в младшепаладинской гостиной никого нет, и можно спокойно валяться на диванчике и читать книжки. А днем – гулять по городу. Так что Оливио не очень и расстраивался, что ему некуда поехать.

А через полторы недели вернулся в столицу Жоан – не потому, что дома надоело, а потому, что брат Джорхе должен был возвращаться на службу, а без него Жоану было скучновато: отец уехал по делам и надолго, сестра Аньес вернулась в пансион в Корунье (был последний год ее обучения, и пришло время сдавать там экзамены), братец Микаэло где-то шлялся в путешествиях, и даже старые Жоановы друзья из кабальерос тоже все отсутствовали – кто на военной службе, кто по делам. Так что Жоан вернулся из отпуска на пятнадцать дней раньше, и теперь от скуки дубасил в тренировочном зале чучела, шлялся по городу, а по вечерам ходил в Театр Комедии смотреть по неизвестно какому разу любимые пьески.

Робертино мэтр Пастель тоже выпинал после полутора недель практики. Узнал, что у того, оказывается, отпуск, а он вместо того, чтобы отдыхать, на практику пристроился. Великий врач обругал своего ученика, прочитал ему длинную лекцию о том, что врачи тоже должны отдыхать, особенно хирурги, и потому – немедленно догуливать отпуск! Робертино не хотел, но когда мэтр пригрозил написать письмо его наставнику, сдулся. Против объединенных усилий старшего паладина Андреа Кавалли и мэтра Пастеля он бы не выстоял.

Так что вечером пятницы все трое сидели в младшепаладинской гостиной, мрачно дымили палочками в окно, за которым капал дождь, и рассуждали о том, что им делать оставшиеся девять дней отпуска.

– Скукота же. В Театре Комедии одно и то же сейчас ставят, новое только после Ночи Духов обещали, – выпустив колечко дыма, сказал Жоан. – И чучела Кавалли мне лупить запретил. Сказал, что чрезмерные тренировки опасны. Это он, наверное, из вредности.

– Не думаю, – Робертино тоже выпустил изящное колечко дыма. – Мне он то же самое сказал, когда я вчера всё утро приседал с гирями в зале. Почему они нам этого не говорят в другое время?.. А что, в Театре Комедии и правда так всё плохо?

– Угу, – грустно подтвердил Жоан. – По вторникам у них «Кабальеро Тонто и Костяной некромант», по средам – «Кабальеро Тонто и Прекрасная Базилья», по четвергам – «Дон Хуан, кестальский развратник», по пятницам – «Кабальеро Тонто и Дракон», а по субботам – «Дон Хуан и сиды». Пьесы смешные, но не по двадцатому же разу. Мне кажется, если они на следующей неделе еще раз покажут что-нибудь про кабальеро Тонто или дона Хуана, их точно гнилыми апельсинами закидают. И я тоже парочку с собой принесу.

– В Драме и Трагедии тоже не лучше, – вздохнул Робертино. – «Страдания юного Иоганна», «Джулио и Романетту» и «Разбойников» уже второй месяц подряд ставят. На «Иоганна» вообще вчера кроме меня только аллеманские иммигранты пришли… Представляете – ползала сплошных аллеманцев, и все хором рыдают, причем почему-то на тех эпизодах, где ничего душещипательного нет. А когда Иоганн бросился со скалы, они зааплодировали.

– Странные они, эти аллеманцы, – Жоан пыхнул палочкой и выпустил сразу три колечка дыма.

– А в Королевской Опере сейчас только «Смерть в Вальядино» дают, и еще «Летнюю Симфонию» маэстро Мозелли, – Оливио допыхал палочку и погасил ее в обсидиановой пепельнице. – Про другие театры вообще говорить нечего, у всех межсезонье. Разве что балаган с куклами и шутами на Рыночной площади открыт.

– Это пусть гвардейцы на балаган смотреть ходят, – с сожалением сказал Жоан. – Паладинам не к лицу… Тоска. Чем бы развлечься, а, парни?