Галина Липатова - Отдых на свежем воздухе [СИ]

– Благодарю, сеньора инквизиторка.

– Не за что пока, – пробурчала Жиенна, пиля крепкие толстые веревки. – Вас отсюда еще вытащить надо. Дева, дай мне сил на двойной телепорт! А моему ножу – веревки перерезать…

Как назло, то ли веревки оказались слишком прочными, то ли нож затупился, но возилась Жиенна долго. Джильермо проявил знакомство с принципом работы магических щитов и святой брони: начал методично рубить по перламутровому куполу палашом, с каждым ударом ослабляя броню. Жиенна вдруг сообразила, что она же магичка, и наложила на клинок ножа усиливающее заклятие. Веревки наконец поддались, и в тот момент, когда святая броня на шестом ударе Джильермо наконец сдохла, инквизиторка начала готовить телепорт. Джильермо размахнулся палашом, но Жиенна успела схватить журналиста за руки и исчезла. Палаш врубился в опорный столб, Джильермо разразился богохульствами:

– Трахать Пятерых семихреновым трахом в рот и жопу по десять раз!

Сверху, с площадки, куда перенеслась инквизиторка, на него упала «Заморозка», и он застыл с раззявленным ртом.

– Побудьте тут, сеньор, – сказала инквизиторка, помогая Пабло усесться возле приемного окна. – И потерпите немножко, сейчас я ваши раны обработаю.

Она присела, рассматривая исполосованную спину. Зрелище было ужасным: рваные лохмотья кожи висели большими клочками, всё было залито кровью, рассечены мышцы, а в одной особенно глубокой ране даже видны были ребра. Жиенна прерывисто вздохнула, сглотнула, но кровоостанавливающие чары наложила быстро и безошибочно. Затем наложила очищающие и сказала:

– Заживлять не рискну, тут сначала врач должен всё это собрать и сшить… Только обезболить могу легкой «Заморозкой». Вот…

– Благодарю.

Она усадила его поудобнее:

– Если начнут стрелять, под вами каменный выступ, прикроет.

– А вы, сеньора?

– А я вниз, – и она сиганула с площадки, прямо в гущу уже завязавшейся драки.

Первым делом, конечно, морячки разрядили арбалеты-«ублюдки». Тонио и Робертино от болтов увернулись, Жоан отбил два сразу, махнув своим здоровенным мечом, и болты полетели в разные стороны, судя по воплям – даже в кого-то на излете попали. А Оливио, в которого в основном и целились, поднял руку, призывая щит веры. На мгновение стало страшновато – вспомнил, как в подобной ситуации такой болт пробил его щит, но в этот раз сработало отлично: пять болтов зависли в воздухе, а через полсекунды упали к его ногам. Бласко рявкнул:

– Да итить-колотить и жопой давить, – и выпустил сразу две «Фейских цирюльни». Туча разъяренных феечек с бритвами набросилась на морячков, кромсая на них мундиры и норовя попасть в лицо. Касты были вполсилы, и скоро развеялись, но кое-кого из строя вывели: три мичмана, видимо, решили, что с них хватит, и рванули к выходу.

– Нахер пошли, долбовыдолбни! – крикнул Бласко и наддал им на прощанье кастом «Жуй дерьмо», они повалились наземь и дальше удирали уже на карачках. После этого на паладина-мага насели два крепких сержанта морской пехоты с палашами, времени строить сложные касты не было, а уже готовые Бласко разрядил в самом начале драки. Впрочем, простенькие заклятия вроде «Кукапердии» или силовых пинков он мог кастовать даже в бессознательном состоянии, так что его противникам пришлось несладко. Тонио рубился с тремя низкорослыми кьянталуссцами. Он успевал не только отбивать их атаки и сам контратаковать, но и подновлять на себе святую броню. Робертино дрался тоже с тремя, довольно ловкими и сильными, на поддержание святой брони у него времени не хватало, но зато он вовсю тянул и сбрасывал ману силовыми ударами то под ноги, то в лоб соперникам. Жоану достались четверо, самые здоровенные, вооруженные не только флотскими палашами, но и абордажными топорами. Паладин успешно отбивался от них, щедро обсыпая затейливыми сальмийскими ругательствами в ответ на морские проклятия:

– Чтоб тебя подняло, переломало нахер да приложило об стенку хлебалом зловонючим!

– Трахни тебя Мастер якорем трехфутовым!

– Сожри свой хер и высри, охреневшее мудозвонище!

Оливио, рубясь с Микелло, мимолетно отметил, что пока что сальмийская ругань одерживает победу над моряцкими богохульствами. Сзади на паладина наскакивал кьянталусец с эполетами, Оливио успевал отбиваться, но совсем упустил из виду еще двоих морских пехотинцев с самопалами, пристроившихся у груды ящиков. А те все-таки рискнули, быстро разложили треноги-упоры и прицелились в Оливио.

В этот-то момент Жиенна и спрыгнула сверху. Она упала на спину одного из стрелков, схватила его за горло и повалила наземь. Самопал всё-таки выстрелил, пуля ушла куда-то вверх, выбила из стены кирпичные осколки. Второй успел выстрелить, куда целился.

Оливио присел, уходя не столько от пули, сколько от двух клинковых атак одновременно, развернулся и рубанул мечом по ногам кьянталусца в эполетах. Тот успел отпрыгнуть. Позади глухо вскрикнул и выматерился Бласко, и тут же зло закричала Жиенна. Она приложила своего стрелка лбом о каменный пол, выхватила меч и пырнула второго. Тот едва успел увернуться, но ему уже было не до перезарядки самопала. Инквизиторка, швырнув на него «Щекотку», сбила с ног, добавила еще пару пинков под ребра и отбросила самопал подальше. А сама рванула к Бласко, успев отбить вместо него атаку одного из его противников. Сам Бласко, зажимая левой рукой рану в бедре, отковылял назад, накинув наконец на себя святую броню, и быстро скастовал шаровую молнию.

Молния разорвалась под ногами у морского пехотинца, как раз занесшего палаш над Жиенной. В этот же миг Оливио, разозлившийся до предела, все-таки не удержал свою ярость и выплеснул ее на Микелло. Того отнесло к опорному столбу, впечатало в него, затем ярость пошла во все стороны, Оливио только и успел, что крикнуть:

– Святая броня!!!

Поняв, что сейчас будет, паладины, и инквизиторка последовали совету.

Белая волна ярости пронеслась по пакгаузу, сбивая морячков с ног, руша штабеля ящиков, разбрасывая мешки с товарами, ломая опорные столбы крыши, выбивая ставни в окнах, плеснула вверх, взметнув черепицу кровли футов на сто, а затем обрушила стены наполовину. От обломков кирпича и черепицы паладинов и инквизиторку спасла только святая броня, а сеньора Ньету – то, что он забился в угол, образованный стенами и фронтоном. Морячков же посекло неплохо.

Когда осела пыль, Оливио достал платок, утер лицо, отряхнул как мог мундир, и перевернул ногой лежащего ничком Микелло. Тот застонал, разлепил глаза.

– Ну как, Микелло, ты всё еще хочешь меня трахнуть? – поинтересовался паладин.

Микелло попытался встать, но не смог, и только простонал:

– Ты еще за это заплатишь, ублюдок…