Галина Липатова - Паладинские байки

– Но зачем все это? – удивился Оливио.

– Традиция, – пожал плечами Робертино. – А возникла она потому, что вообще фамилий в Кесталье маловато, так что в старые времена это был способ более-менее четко определить, кто из какого рода и кому какой родственник. Я-то плохо всё это знаю, генеалогией никогда не интересовался, вот Хосе – тот любит это дело. Если хочешь, он тебе расскажет даже, в какой степени родства мы с тобой через Альбино состоим.

– Даже так?

– Даже так. Мы тут в Кесталье все так или иначе друг другу родственники по крови. Это ведь не только на дворян распространяется, а вообще на всех.

– Тогда как я должен вас всех называть? – с отчаяньем спросил Оливио.

Робертино сказал с улыбкой:

– А тебе на этот счет заморачиваться не нужно – как не-кесталец, ты можешь всех называть по первому имени и первой фамилии, и нарушением этикета это не будет.

– Ну, хвала богам, утешил, – усмехнулся Оливио.

Паладины как раз дошли до церкви. Внутри было пусто, только горели свечи у алтаря и в апсиде, перед изображениями богов. Робертино заменил огарки на новые, размотал с левого запястья четки и опустился на колени. Рядом устроился Оливио, и паладины погрузились в долгую молитву, как и полагается по уставу.

Поговорить с графом о семье Альбино удалось только после завтрака, когда дон Сальваро предложил Робертино прогуляться по саду. Оливио вежливо откланялся и пошел с Марио смотреть его картины.

Пройдя по скрипучей гравийной дорожке к бассейну в центре сада, граф остановился и, задумчиво глядя на разноцветных рыбок, сказал:

– Мать права, Роберто: ты слишком мало писал нам о жизни в корпусе.

– Я не думал, что вам будет это интересно, – ответил Робертино. – Все эти подробности о том, как нас там гоняют и тренируют, чему учат. А помимо этого писать было почти не о чем.

«Не о том же, как я яблоко из принцессы доставал», – тут же подумал Робертино и с большим трудом сохранил невозмутимость на лице.

– Мне было бы интересно, – с нажимом сказал граф. – Если бы твой наставник не отправлял мне раз в три месяца подробный отчет о твоих успехах, как паладина, так и медика, я бы и не знал ничего.

«Кавалли пишет отцу?!» – удивился Робертино, но внешне снова ничего не показал. Сказал только чуточку едко:

– Вы же не хотели, чтобы я стал «клистирной трубкой». Потому я и рассудил, что мои достижения на этой почве вас не обрадуют.

– Ишь ты какой языкатый вырос, палец в рот не клади, – неожиданно благодушно сказал граф. – Признаю, насчет обучения на медика я был не прав. С тех пор я стал немного старше и, смею думать, намного мудрее. И теперь меня радуют любые успехи моих детей, мой маленький Роберто.

Робертино пристально взглянул на отца, заметил сеть мелких морщинок и темные круги у по-прежнему ярких и синих глаз, легкую испарину на висках, отметил слишком учащенное дыхание, сложил все эти признаки и сказал с грустью:

– Значит, и мне не все в письмах сообщали… Когда у вас открылась сердечная болезнь?

Граф вздохнул:

– Сердечные приступы были и раньше, уже года три как. Но этой весной меня свалил особенно сильный. Мэтр Хоакин поставил меня на ноги, но сказал, что сделать мое сердце снова здоровым никакая магия не в силах, он и так совершил почти невозможное. Еще и обругал меня, меня – графа Сальваро! – тут он улыбнулся. – Сказал, мол, что раньше надо было за здоровьем следить, когда только первые приступы начались, и его советам следовать. Теперь мне уже не подняться в горы, – он махнул рукой в сторону нависающих над замком вершин Верхней Кестальи.

– Если бы я знал, я бы испросил срочный отпуск и приехал, – сказал Робертино.

– Хорошо, впредь я не буду от тебя скрывать ничего, но и ты пиши о себе побольше, чем несколько сухих строчек – «жив, здоров, служу его величеству, спасибо за деньги, получите посылку с подарками».

Робертино стало стыдно. Он и правда писал домой очень мало, хоть и регулярно.

– Я больше не буду, папа, – он склонил голову.

Отец хлопнул его по плечу:

– Я тоже, сынок. Знаешь, я много думал над этим… сожалел, что тебе пришлось пойти в корпус, отказавшись от всего, что обычно имеют в твоем возрасте молодые люди, и посвятить служению всю жизнь. Потом, когда по письмам твоего наставника понял, что ты оказался на своем месте, сожалеть перестал. В конце концов, ты Сальваро, а если Сальваро за что берется, так делает это очень хорошо. И к тому же мы всегда верно служили королевскому дому, а быть паладином – это, наверное, самая высокая степень такого служения. Так что я горжусь тобой, маленький Роберто.

– Спасибо, папа, – на сей раз Робертино поклонился.

Они постояли немного у бассейна, потом граф заговорил снова:

– Твой друг, Оливио… он назвался Альбино. Года три назад я принял временный протекторат над выморочным доменом Каса ди Альбино в Пассеринье. Сам там не был, как ты понимаешь, да и не побываю теперь, мэтр Хоакин запретил мне подниматься в горы, сказал, что дышать будет очень тяжело. Хосе туда ездил, по его словам – сплошные развалины вместо усадьбы, но пастбища и сады не пострадали, так что они сданы в аренду. Доход не слишком большой, но вполне ощутимый, особенно если не тратиться на восстановление усадьбы. Твой друг случайно не из тех Альбино? Или… бастард?

– О, там очень… грустная история, папа. Он по матери действительно Альбино. А по отцу – Вальяверде.

Граф поднял черную бровь:

– Хм… Да, действительно, помню, старшего сына Вальяверде звали Оливио. А на отца он совсем не похож… Но я слышал, дон Вальяверде официально заявил, что его старший сын умер.

– В каком-то смысле да. Оливио покинул семью и отказался от отцовской фамилии после того, как отец лишил его наследования в пользу единокровного брата. А почему – это только Оливио скажет, к сожалению, я не могу об этом говорить без его разрешения.

– Мне подробности ни к чему, – отмахнулся граф. – Мне достаточно, что ты сам считаешь Оливио достойным твоей дружбы человеком. А дон Вальяверде, прямо сказать, всегда был ничтожеством и подлецом. Я-то помню, как он унижался перед королем, обеляя себя и очерняя других… Значит, Оливио взял материнскую фамилию. А семью матери он пытался искать?

– Пытался. Но узнал только, что дядя и тетка погибли, а кузина пропала без вести. Большего чиновники учетной палаты выяснить не смогли. Или не захотели.

– Понятно. И что, даже не сообщили ему, что ему часть дохода причитается, как наследнику второй линии? Лентяи… Хорошо. Я отпишу своему управляющему в Пассеринье, пусть поразузнает как следует, что же сталось с девицей Альбино. Жаль будет, если эта семья закончится на паладине, которому даже род продолжить нельзя!

– Хм, а что это за семья? Я о них слыхал, но так, ничего особенного.