Магнус Флайт - Город темной магии

– К сожалению, меня перехватили, и я не хотел рисковать, звоня вам. Возникла необходимость решить кое-какие деловые вопросы, – проговорил Макс. Он сделал знак официанту, чтобы тот принес ему меню. – А я, между прочим, пытаюсь открыть музей. Скоро к нам приедет специалист по дельфтскому фарфору и еще один тип, который рисует собачьи портреты.

– Серьезно?

– Лобковицы всегда любили собак, – торжественно провозгласил Макс.

«Ваши псины жили лучше, чем мои предки», – мысленно съязвила Сара.

Официант вручил Максу меню. Тот подержал его на коленях, после чего передал Саре, многозначительно показывая на него взглядом:

– Не хотите еще что-нибудь заказать?

Сара раскрыла меню. Внутри лежала пачка черно-белых фотографий восемь на десять. Она придвинула меню поближе к себе, чтобы как следует их рассмотреть.

– Это проявленная пленка фотоаппарата Энди? Похоже на сейф…

– Верно.

Сара принялась изучать следующий снимок, запечатлевший чью-то руку и цифровой замок. На третьей и четвертой фотографиях виднелся сам наборный диск крупным планом: указательный и большой пальцы руки оказались не в фокусе, но цифры различались ясно. На последнем снимке и рука, и диск были размыты.

– Восемь, тринадцать и еще что-то, – пробормотала Сара.

– Мне не удалось добиться хорошего качества, – посетовал Макс. – Но полученный результат значительно сужает поле наших догадок.

– Это сейф в кабинете Майлза! – вырвалось у Сары.

– Вид со строительных лесов – а именно, с наружной стороны дальнего окна, – подтвердил Макс. – Это возможно, если лежать на животе и иметь мощную функцию увеличения. Я проверял.

Сара захлопнула меню и вернула его Максу.

– Похоже, Энди был шпионом, – безмятежно произнес Макс. – Но работал ли он сам по себе или на кого-то? Вот это пока – самое важное для меня. И еще нам надо выяснить, что Майлз хранит в сейфе.

Сплошные секреты, подумала Сара, наклоняясь к рюкзаку и доставая из него письмо. А какие у тебя скелеты в шкафу, Макс?

– Прошу прощения, – сказала она. – Жуткие происшествия, трупы и прочие треволнения совсем сбили с толку. Я забыла отдать вам одно письмо.

Макс разорвал конверт, быстро пробежал глазами текст послания и сунул листок в карман пиджака.

– Счет из отеля, – небрежно пояснил он.

Неужели?

Сара вытащила школьную фотографию, которую отдал ей Николас, и положила ее на стол перед Максом, припечатав ладонью.

– Энди шпионил за Майлзом, вы – за мной, Николас – за всеми подряд, – заявила она. – И он почему-то не сомневается в том, что Щербатский покончил жизнь самоубийством.

– Николас Пертузато?

– Да. Он настаивает на том, что профессор… выпрыгнул из окна.

Под пристальным взглядом Сары Макс взял с блюда последний кусочек кростини. Мерзавец.

– Сказать, что Щербатский выпрыгнул сам, и утверждать, что он покончил самоубийством, – две совершенно разные вещи, – нерешительно парировал князь.

– А зачем еще ему могло понадобиться прыгать? – рявкнула Сара.

Макс промолчал.

– Жаль, что так случилось с вашим отцом, – сказал он, нарушив паузу. – Четвертый класс стал уже не тот после того, как вы ушли.

Сара закинула рюкзак за плечо.

– А я последую совету Николаса, – отчеканила она. – Вернусь в ваш дурацкий дворец и проведу остаток лета, сосредоточившись на работе. Буду изучать рукописи, переводить, делать заметки и… думать об олухе-недомерке, родившемся не с той стороны Рейна, с его газами и сложными взаимоотношениями с отцом, который был в десять миллионов раз круче, чем вы, или я, или кто-либо еще из смертных. И что бы у вас ни происходило, не надо посвящать меня в ваши проблемы, хорошо?

Сара встала и величественно двинулась прочь, остановившись лишь затем, чтобы принять коробочку шоколадных конфет от улыбающегося официанта.

– Благодарю вас за то, что посетили «Четыре Сезона», – промурлыкал он по-английски. – Пожалуйста, приходите еще.

Из дверей Рудольфинума на противоположной стороне улицы лился поток слушателей, которые прослушали концерт классической музыки. На Карловом мосту толкались туристы, влюбленные парочки и озверевшие местные жители, пытающиеся добраться домой. Ночная Прага сверкала и мигала огнями, манила и пряталась. Сара брела по булыжным мостовым, усилием воли не давая себе очаровываться. У ворот Града, показывая охраннику свой пропуск, она заметила над собой ухмылку Красавчика-с-Мечом.

Да иди ты в пень, мысленно сказала она ему.

Из дворца доносился смех, разговоры, звон стеклянной посуды с кухни.

Вот где мое место, думала Сара. Среди слуг.

Мать всегда предупреждала ее, что не стоит связываться с богатыми. «Они используют тебя», – так она говорила.

Сара спустилась по ступенькам к подвальной комнатушке, швырнула рюкзак на кровать и бросилась на покрывало. В бок тут же воткнулась пружина. Но сейчас Сара даже не могла разозлиться по-настоящему.

Наступил подходящий момент, чтобы выяснить, как следует умирать доброму христианину, пронеслось у нее в голове. Однако «Ars moriendi» лежала на столе, а Саре вообще не хотелось двигаться.

Расстегнув «молнию» рюкзака, она начала шарить внутри, ища фотографию, однако ее пальцы наткнулись на нечто другое.

Маленькая бронзовая коробочка для пилюль в форме носа.

«Что, по-вашему, можно найти в коробочке для пилюль?» – спросил ее карлик.

Тайны… Сару тошнило от них. К черту тайны.

Сара открыла коробочку, вынула из нее кусочек… чего-то, мгновение подержала на ладони. Затем кинула это в рот и проглотила.

– Тоже мне приключение, – разочарованно промямлила Сара и взглянула на часы: прошло пятнадцать минут с тех пор, как она проглотила похожую на обрезок ногтя пилюлю, а все ее ощущения до сих пор сводились к чудовищной скуке. – Как и с любыми наркотиками: я просто отключаюсь.

Так случалось всякий раз, когда она пыталась поэкспериментировать со своим сознанием. В конце концов Сара решила, что наркотики на нее вообще не действуют. Даже у стоматолога ей приходилось стискивать кулаки и говорить врачу, чтобы он сверлил без анестезии, поскольку, что бы Саре ни кололи, у нее начинало шуметь в голове, да и только.

Зато у нее был ее нос, обоняния ей вполне достаточно. И слух тоже не помешает…

Сара на мгновение прикрыла глаза – и внезапно резко села. Ее буквально затопила паника. Голова мелко дрожала, словно в мозгу началось землетрясение, а затем все ее чувства начали странным образом трансформироваться: зрение стало размытым, а звуки казались и далекими, и громыхающими прямо над ухом. Покрывало казалось Саре грубым и неприятным на ощупь. Но хуже всего был обрушившийся шквал омерзительного зловония, от которого ее выворачивало наизнанку.