Вадим Панов - Дураки умирают первыми

Уже помешали, если честно.

В итоге так ничего и не придумал.

Мария не спала, ждала, и пришлось оправдываться за позднее возвращение, два раза и со всем прилежанием. Потом он лежал, положив руку на её роскошную грудь, Мария засыпала, полностью удовлетворённая…

А де Шу вернулся мыслями к своим баранам, точнее, к одному барану, запропавшему куда-то Воробьёву П. С., сорокового года рождения.

Если и тут наследили Шапки, то понятно, почему старичок исчез, а с охранником отработали на месте. Потому что Воробьёв жил не в отдельной новой квартире с хорошей звукоизоляцией. Предположим, что старичок, в прибавку к мизерной зарплате и скудной пенсии, сдавал квартиру и снимал за гораздо меньшие деньги комнату в коммуналке, где пыточную на дому не больно-то устроишь… И лежит сейчас Воробьёв П. С. где-нибудь в подвале заброшенного дома, со следами жестоких пыток на тщедушном тельце. А рядом — бутылка-другая из-под дешёвого виски…

Но вот что старик и охранник выложили перед смертью — вопрос вопросов.

По счастью, есть кому этот вопрос задать…

Кемпиус аккуратно вытащил руку из-под головы женщины, дунул ей в лицо «пыльцой Морфея» — теперь Мария не проснётся до утра — и стал одеваться.

Света засыпала. Наверное, последний раз в жизни…

Прекрасно понимала, что тут, в лабиринте, градусов пять-шесть тепла, не больше, и, заснув, можно не проснуться, но ничего не могла поделать. Мозг ультимативно требовал покоя, тело тоже… Она уже пару раз отключилась, очевидно ненадолго, на секунду-другую, и просыпалась от резкого кивка головы, падавшей на грудь. Твердила себе: «Не спать, не спать!» — но снова отключалась. И понимала, что на какой-то по счёту раз уже не проснётся от резкого кивка. Хуже того — закрадывалась мысль, что если она уснёт, то проснётся в той, в нормальной жизни, где нет ни бродящих по лабиринтам убийц, ни байкеров-психов, ни странных колец, ни мёртвых бывших. Она проснётся, улыбнётся яркому весеннему солнцу, и они с Кирюшей пойдут в садик, смеясь и болтая обо всём на свете.

Мысль поначалу казалась бредовой, но чем дольше Света над ней размышляла, тем заманчивее представлялась идея того, что всё происходящее — сон-кошмар, сложный, многоуровневый, похожий на матрёшку со вложенными внутрь сновидениями в сновидении… Но сейчас он, сон, подошёл к критической точке: когда умираешь во сне, просыпаешься наяву.

Усни — и всё закончится.

Она вновь проснулась оттого, что голова упала на грудь. Но теперь не стала приказывать себе «Не спи!». Умереть во сне и проснуться наяву или умереть наяву и проснуться во сне… разницы никакой, лишь бы пробуждение было хорошим.

Битву с собственным организмом она проиграла, констатировала Света во время короткого просветления. Капитулировала, и белый флаг трепещет над руинами… Ну что же, мозг, создай последнюю утешительную иллюзию. Добрую и длинную, и чтобы там был Кирюша…

Она вновь закрыла глаза…

Но в тот самый момент, когда одна из сторон признала поражение, в борьбу вмешалась третья сила. Серебряное кольцо в виде змейки.

Запульсировала на пальце, сжимая его резко и больно. Глаза-фонарики замерцали, меняя силу света — от тусклого, едва заметного свечения до ярких вспышек, бьющих по сетчатке.

— Спасибо, милая, — ласково сказала ей Света, — но лучше не надо, ты только отодвинешь неизбежное на час или два, а потом я всё равно отключусь, под любую пульсацию и любое мигание…

А может быть, она ничего не сказала, лишь подумала, в полном одиночестве грань между мыслями и словами как-то незаметно стёрлась… Или, наоборот, она могла уже не первый час вслух беседовать сама с собой, не замечая того.

Как бы то ни было, к разумным доводам змейка не прислушалась. Да и не сумела бы прислушаться при всём желании — Света чуть улыбнулась, вспомнив, что органов слуха змеи лишены…

Зато у змей хватает упрямства. По крайней мере, у этой хватало. Боль в пальце усиливалась и усиливалась, так что Света сначала попросила:

— Не надо, прекрати…

А потом заорала во весь голос:

— Да прекрати же, пиявка чёртова! Палец сломаешь!

Не прекратила. Вернее, прекратились пульсации, палец теперь словно бы оказался в медленно закручиваемых тисках, и Света зло подумала, что, будь у неё нож, отсекла бы на хрен мизинец, ампутация без наркоза менее болезненна. Отсекла — и тотчас бы уснула. И, подумав так, поняла: сна не осталось ни в одном глазу. Испарился. Но ничего в том хорошего нет — сил не прибавилось, как не было совсем, так и нет, а умирать наяву больнее и страшнее.

— Уймись! Я проснулась, уже проснулась!

Не унялась, и Света вцепилась в кольцо, яростно пыталась стащить, содрать его с пальца, хоть вместе с кожей, хоть как.

Содрать не удалось, но в какой-то момент боль уменьшилась, стала терпимой, потом возобновилась с прежней силой. Света не обратила внимания, продолжала трясти правую кисть левой рукой, уже ни на что не надеясь, просто чтобы хоть что-то делать… И опять — короткое ослабление, затем возобновление боли.

До неё начало доходить… Света прекратила суетливые движения, медленно водила правой кистью по воздуху, анализируя ощущения. Это была новая версия детской игры «тепло — холодно», только называлась иначе — «больно — не очень больно», а играли в неё не дети, а почти спятившая в подземельях молодая женщина и серебряная змея с пальца.

Но они играли, по-настоящему играли, и когда ладонь легла на куртку в районе груди, боль почти стихла. Света сдвинула руку ещё чуть и нащупала в нагрудном кармане нечто… Боль исчезла. А в следующую секунду Света выложила на ладонь шприц-тюбик.

Никакой маркировки на нём не имелось, но Света сразу поняла, что это знаменитый коктейль «Бодрость», или «Прилив», или как там его называют…

Она даже не ломала голову над вопросом, каким образом шприц-тюбик попал в карман. Потому что помнила, когда и как Виктор вручил ей свой прощальный подарок. Во время перестрелки, когда он втиснулся в её убежище и кричал в ухо: «Отступай по туннелю!», она почувствовала его руку на груди, изумилась несвоевременному жесту, но тут же решила, что ошиблась, что неверно истолковала случайное движение, а потом столько всего накрутилось…

— Спасибо, конечно, — поблагодарила она змейку. — Но лучше бы ты умела говорить, инквизиторша… Реально ведь кость трещала.

Это был шанс. Подаренная козырная карта, но играть ею придётся самой. Если не сумеет использовать с толком — не поможет никто и ничто. Даже если змейка переломает все кости, одну за другой.

Она сняла куртку, закатала левый рукав свитера. Змейка тут же услужливо добавила яркости, и Света разглядела точку с небольшой припухлостью вокруг — след первой инъекции. Такими темпами тут скоро целая «дорожка» появится. Добро пожаловать в наш кружок баянистов, подруга!