Евгений Щепетнов - Грифон

Подхватив оба рюкзака, мой и Василисин, я поднял их на плечи и стал спускаться к реке, несущей свои бело-мутные воды к далекому морю.

— Василис, пошли, мне надо помыться, — позвал я окровавленными губами. — Потом с кладом разберемся. Идешь?

— Иду, — невнятно ответила жена и снова согнулась в позыве тошноты.

Мы подошли ближе к воде — идти пришлось сотню метров, не меньше, и, оставив рюкзаки на берегу, я нашел в реке место поспокойнее — за огромным камнем она образовывала что-то вроде небольшого затона. Плюхнулся в воду, прямо в одежде, смывая с себя чужую кровь.

Отмывшись, снял с себя камуфляж, приобретенный вчера в магазине для охотников, хорошенько его выполоскал, выжал и разложил на горячие камни, чтобы просох. Меня трясло от холода — вода в реке была ледяной, просто кусачей — она начиналась у ледников, и это не добавляло ей тепла. Василиса сидела на камне с отрешенным видом, а когда я подсел к ней и обнял, вздрогнула, но тут же обняла меня и заплакала в мое плечо. Я гладил ее по спине, пока она не успокоилась. Затем Василиса спросила:

— Вась, что это было?

— Хммм… Василис, что это было? — резко спросил я, мгновенно раздражившись, и тут же, устыдившись, добавил: — Прости, милая. Я не знаю. Ничего не помню. Это уже второй раз такое. Помнишь, там, у ночного клуба? Тогда еще тебя усыпил маг из бандитской шайки. Так вот — я их всех убил. И как — не знаю. В глазах потемнело, я вроде как куда-то провалился. Очнулся — все трупы. А как это было — не знаю. Так что это ты мне расскажи — что видела и как это вообще выглядело со стороны.

Василиса помолчала, вздохнула:

— Ты стоял, потом глаза стали красными. Не так красными, как бывает у людей — от усталости или когда наткнулся на что-то и получил кровоизлияние в глаз — нет. Они светились! Бандит от неожиданности меня даже выпустил. А потом… потом я не могла рассмотреть как следует — вот только что ты стоял, и через мгновение тебя уже нет. Вихрь, какое-то мелькание — рраз! Голова одного отлетела. Ррраз! Голова другого отлетела. Ррраз! Полетела рука, нога — и все это молча, только противное чавканье, стоны и стук частей тела по земле. Мне стало плохо, я отвернулась на несколько секунд, а когда снова посмотрела — ты стоишь и смотришь вокруг, будто не понимаешь, как тут оказался. Вот и все, что я успела заметить. Нет — вру! Еще мне показалось, что у тебя что-то стало с руками, когда ты стоял красноглазым. Вроде как вместо пальцев были когти или что-то такое.

— Тебе, наверное, привиделось, — устало сказал я. — Забудь. Уходить отсюда надо, пока нас не прихватили. Пятеро убитых рядом с нами — это не шутки.

Я скомандовал духу принести клад, и через несколько минут ко мне подплыл медный котелок, испачканный землей, который нес бывший его хозяин, братоубийца. Котелок опустился передо мной, а дух замер, глядя на меня пустыми глазами, будто бы ожидая исполнения приговора.

— Свободен! — сказал я, и привидение тут же с воем исчезло, как будто его втянуло под землю могучими руками. Может, так и было… место братоубийце, конечно, в преисподней. Но, по крайней мере, он начал отбывание своего срока, и возможно, когда-то искупит свою вину. Здесь же он был обречен скитаться на веки вечные.

Котелок был закрыт деревянной пробкой и залит густой смолой, отвердевшей от времени. Несколько минут я пытался выбить эту крышку и добраться до сокровищ, но так и не смог этого сделать. Плюнув, решил — еще успею выпотрошить медный «сейф». Сейчас надо побыстрее отсюда свалить. Разборки с ментами или товарищами этих бандитов не входили в мои планы.

Собрав влажную одежду, натянул ее на себя, уложил тяжеленный котел в рюкзак и пристроил за плечи. Вызванная группа духов понесла нас вдоль русла реки.

Летели мы не очень долго — посланный вперед дух-разведчик вернулся, сообщив, что впереди находится группа людей — у берега реки, и я приказал отнести нас подальше от русла, в сторону, к тропе. По ней мы и спустились к городу, уже пешком.

Идти было тяжко — котелок весил килограммов двадцать, если не больше, и сильно оттянул мне плечи. Примерно через два часа, мы сидели у себя в квартире, усталые, помятые, грязные. Поставив котел на пол, я несколько минут созерцал его, не решаясь открыть и предвкушая результат. Василиса тоже не пошла мыться — не терпелось посмотреть, что же такое мы нашли. Наконец, я отправился на кухню и, выбрав кухонный топорик для рубки мяса, подошел к позеленевшему сосуду, который практичная Василиса положила на подстилку из большого полиэтиленового пакета из местного магазина.

Бам! Бам! Бам! — окаменевшая смола поддавалась с трудом, обнажая покрышку из дерева и мешковины, отлетая черными кусочками, напоминавшими пластмассу. Удар, еще удар — скололся большой кусок, и в дыре что-то заблестело.

Я наклонил котел, и из него посыпались желтые кружочки, по размеру похожие на рублевики и пятирублевые современные монеты. Мы с Василисой переглянулись, потом она взяла одну монету и прочитала:

— Екатерина… самодерж… 1763. Ух ты! Это сколько лет монете? Золотая, да?

— Золотая, — задумчиво сказал я. — Дело-то не в том, золотая она или нет, дело в ее редкости. В то время золота было очень мало. А она почти не потертая — или грабанули кого-то, или торговали и получили, но факт есть факт. Надо смотреть дальше — если таких там много — мы богаты. Она может стоить десятки тысяч долларов или сотни — не знаю точно. Но подозреваю, что много. И если все тут такие…

Оказалось — не все. Были еще петровские, павловские, анненские, александровские червонцы и пятерки. Потертые и не очень. Всего — тысяча пятьсот сорок три штуки.

Я слегка растерянно смотрел на кучку золота и раздумывал о том, что мог бы стать миллиардером, если бы занялся кладоискательством с помощью призраков. Вот только куда их реализовать, эти самые сокровища?

Оставив золото лежать на полу, сбросили одежду и пошли мыться.

Через час, чистые, сытые, благостные, мы лежали на кровати, обнявшись, и обсуждали все, что с нами происходило этим тяжелым, очень тяжелым днем. У меня побаливали мышцы — видимо, нагрузка на них была запредельной, хотя я этого и не помнил. Меня беспокоило то, что со мной произошло, — провал в памяти возник неспроста. Складывалось такое впечатление, что в момент реальной физической опасности что-то сильное, страшное захватывает мой рассудок, отпуская только тогда, когда опасность исчезла, а эта сущность насладилась убийством и разрушением.

— Вась, а почему твой боевой режим не включился, когда тебя захватила нимфа? — спросила Василиса, поглаживая мою грудь твердой маленькой ладонью.

— Сам не знаю, — ответил я, задумчиво щекоча ее розовеющую мочку уха. — Может быть, сущность, та, что во мне, не восприняла захват как опасность? Ведь мне ничего не угрожало в физическом смысле. Ведь нимфа не нападала на меня, не грозила смертью. А то, что она меня истязала потом, — так я ей был благодарен, что божество нисходит до меня даже и с таким вниманием. Тьфу, противно даже вспоминать — но это так! Я искренне ее любил и не мог противиться ей, когда Мария меня истязала или истязала тебя. Вот если бы она попыталась реально меня убить — принести в жертву, к примеру, тогда, вероятно, боевой режим мог включиться. И то не факт.