Евгений Щепетнов - Грифон

Спустившись на горячие камни, усыпанные вулканическим пеплом, я отпустил захваченного полицейского, глухо стукнувшегося головой о камни, и облегченно брякнулся рядом, глядя на то, как приземляется Василиса. Она тоже растянулась рядом, жадно хватая ртом воздух с запахом серы, и со смешком хрипло сказала:

— Самое нам тут место — пахнет серой, настоящая преисподняя. Мы же дьявольские отродья, на нас весь мир ополчился!

Почему-то эта фраза нам показалась такой смешной, что мы стали смеяться, пока из глаз не полились слезы.

Видимо, это была истерика, сбрасывалось напряжение всех этих дурацких дней.

Оперативник так вцепился в свой потертый «макаров», что я едва расцепил его пальцы. Усмехнулся — вон как он бережет государственное имущество! Знакомое дело. Потеряешь — потом задолбают объяснениями, как потерял, почему потерял, как посмел потерять, даже если тебе и треснули по башке заклинанием. В личное дело сразу отметка и на долгие годы, практически до самой пенсии, пятно неблагонадежного — «то ли он украл, то ли у него украли, но осадок-то остался!».

Я эту кухню прекрасно знал и потому не удивился — даже на подсознательном уровне опер пытался сделать правильно, и тогда, когда его мозг ничего не осознавал, будучи спящим, как царевна.

Перед нами лежала, увы, не царевна, а мужчина лет тридцати пяти, чем-то напоминающий Семеныча. (Я даже эдак ностальгически вздохнул — где мой райотдел? Где заляпанный руками чайник и поднос с крошками печений? Где моя кружка с отбитым краем — придурок Петька уронил…) Вокруг рта мужчины залегли жесткие складки, похоже, что он видал виды и жизнь крепко его потрепала. В ментовке быстро избавляешься от эйфорического состояния по поводу того, что ты делаешь нужное людям дело. Если ты шел в полицию, имея в душе желание помогать людям, бороться с преступностью и ждал, что люди за это ответят тебе благодарностью, то это заблуждение быстро, очень быстро испаряется. У меня оно испарилась примерно через месяц. Оказалось, что главная задача опера — это правильно составить бумаги, чтобы прикрыть себе зад от нападок начальства и прокуратуры, оказалось, что опер должен уметь отбиться от заявления потерпевшего, рассказав в лицах об ужасах расследования (затаскаем!), что опер должен уметь исхитриться добыть пропитание помимо зарплаты — для себя и для своего отдела, но при этом не попасться службе собственной безопасности. В общем, он должен быть жестким, хитрым, циничным сукиным сыном. Или… идти в народное хозяйство.

За полгода я не стал циничным сукиным сыном, хотя некоторые черты такового уже приобрел. Иначе невозможно — или ты приспособишься к системе, или вылетишь с треском, пухом и перьями, как белая ворона, попавшая в стаю обычных своих соратниц. Такова Система, такова жизнь.

У меня хватало ума, чтобы это понять. И еще понять — что руками работать мне как-то не хочется, надевая грязную робу и лазая под чужими автомобилями, как отец, и что при всех недостатках моей работы, я получаю хорошую зарплату, а еще чувство самоуважения, некоего превосходства над остальными людьми — ведь я при пистолете, я власть. Для молодого парня это немаловажно. Если даже когда-то уволюсь, уйду из полиции, это чувство самоуважения, уверенности в своих силах, останется со мной навсегда.

Пошарив по карманам спящего опера, нашел его удостоверение и, раскрыв пластиковую несгораемую крышечку, прочитал:

— Самойлов Сергей Михайлович, капитан полиции. Похоже, я захватил старшего опера или начальника уголовного розыска райотдела. Но не меньше замнача, судя по званию. Хорошее приобретение. Ты как, отошла от беготни?

— Ничего себе — беготня! Меня до сих пор трясет!

— Как так получилось, что они на тебя вышли? Ты что, бегала по дороге и выкрикивала непристойные предложения?

— Как бы не так… нормально расслабилась, улеглась на фуфаечках… поспала немного, просыпаюсь — эти два придурка стоят надо мной! Один фотографирует меня! Не успела ничего сообразить, как этот схватил меня за руку и хотел надеть наручники. Я рванула вверх, вывернула руку — нас же учили самообороне для девушек. Чтобы уметь избавиться от приставучего ухажера. Ну и ушла от этих ментов. Полетела вверх по ущелью, гляжу — а там их просто кишит, как муравьев! Я спряталась в лес, но они и там меня нашли. Потом появился ты. Вот и все. Сама не знаю, что случилось…

— Они сфотографировали тебя, а потом запросили информацию из базы данных. Им и выдало результат — беглая дочь олигарха, убийца и мошенница. Фото есть, а найти тебя с помощью мага-поисковика — плевое дело. Кстати, напомнила. Потерпи, сейчас будет немного больно…

— Ой! — Василиса попыталась отдернуть руку, но я ей не дал это сделать. Полоснув по пальцу кусочком обсидиана, добыл каплю крови и слизнул ее, бросив заклинание. Нить поиска с тихим бренчанием оборвалась. То же самое проделал с собой, потом так же пришлось обрабатывать опера.

Через пять минут мы были укрыты от магического взора любого поисковика… ну — кроме такого, как я. Но магов высшего уровня на Земле пока не было. Или же я о них не знал. Главное — в этом городе таких не было.

— Переодевайся. Я тебе купил шмоток, снимай эту дрань! — приказал я, и Василиса тут же разоблачилась, сбросив старые шмотки в расщелину, из которой вырывалось облако пара. Тут же натянула трусики, топик, шортики и приобрела вид обычной отдыхающей, притом очень даже соблазнительной.

— Попробуй — как летается?

— Хорошо летается! — радостно ответила Василиса, зависнув над моей головой — ну какой ты молодец! Шортики мои любимые, я всегда такие носила! И топик к лицу! И даже босоножки угадал по размеру! Я так тебя люблю, так люблю!

— Ладно, опускайся, — смущенно сказал я, — впрочем, говори, говори — век бы слушал!

Василиса опустилась рядом со мной и порывисто обняв, чмокнула в губы:

— Люблю тебя! Ну так что будем делать дальше?

— Ох… есть одно дело, но оно тебе не понравится. И дело нехорошее. Но нам куда деваться? Сама говорила — может, пора наступать?

— Хмм… чувствую, мне это дело и вправду не понравится, — погасла Василиса. — Что ты собираешься сделать?

— Собираюсь заколдовать этого типа. Подчинить нам, поработить его волю.

— Ну и черт с ним! — радостно сказал моя человеколюбивая жена. — Поработим, раз такое дело! Какого хрена он меня пугал? Руками размахивал, кандалы пытался надеть! Поделом ему!

— Мне будет нужна кровь.

— Опять?! Вот гадость… опять палец резать? У меня и так болит… может — обойдемся чем-то другим? Например, я на него пописаю!

— Фу! Гадость какая! Ты где насмотрелась этих извращений! Растленная девчонка!

— Ну не такая уж и растленная, — спокойно парировала Василиса. — Ты бы мог в этом уже и убедиться. Что, обязательно кровь?