Макс Фрай - Зеленый. Том 3 [litres]

Это были не пустые слова. Он умел вести себя расчётливо и осторожно в тех редких случаях, когда сам хотел. А сейчас дожить до ноября двадцатого года было главной задачей, самой важной частью работы, которую ни в коем случае нельзя провалить. Стефан очень убедительно объяснил, что без него реальности не смешаются, а значит, все усилия в задницу. И он конечно не мог так жестоко всех, начиная с себя, обломать.

Но осторожность не помогла. Всё равно однажды не смог превратиться обратно. Причём не утратил контроль, не расслабился; то есть конечно расслабился, туманом поди не расслабься, но в меру, точно не сильней, чем всегда. И оставался туманом совсем недолго, ночь не успела закончиться, не о чем говорить, ерунда. Раньше после такого короткого отдыха собирался мгновенно, легко, без усилий, как просыпаются дети после дневного сна.

Он не испугался, конечно: туману неведом страх. Но растерялся, потому что у тумана хреново работает голова. Строго говоря, у тумана вообще нет никакой головы, и это огромное облегчение, пока всё в порядке – клубишься такой красивый, отдыхаешь от собственного непомерно живого ума. Но проблемы без головы не решаются. Туманом их можно, максимум, осознать.

Долго стелился вдоль речных берегов, стараясь собраться и стать хоть чем-нибудь более-менее внятным, для начала любая стабильная форма сойдёт. Но чем больше пытался, тем хуже у него получалось. Таял, рассеивался, уставал. Сил не осталось даже на огорчение, ему стало почти всё равно. Рассеюсь, значит рассеюсь, подумаешь. Для того, кто когда-то родился простым человеком, шикарный конец.

Спасся чудом; смешно говорить о чуде, когда ты сам в этом мире главный источник чудес. Но чудом считается то, что лично для тебя невозможно, и в этом смысле с ним случилось первое настоящее чудо за всё время пребывания здесь: он услышал, как где-то вдали тихо, но вполне различимо звучит бубен Стефана. Невозможный бубен невозможного Стефана! Знакомый, много раз помогавший собраться ритм. С этим ритмом дело сразу пошло на лад, он больше не рассеивался, а сгущался. Сперва заполнил собой неглубокий овраг, а потом оказалось, что больше нет никакого тумана, зато в овраге сидит обалдевший, как пыльным мешком прибабахнутый, прозрачный, как привидение, условно говоря, человек.

Он так громко кричал: «Спасибо!» – что в глазах потемнело, а окрестные псы с перепугу выли потом до утра. Очень хотел, чтобы Стефан его услышал, узнал, что всё получилось: не представляю, как ты это сделал, тебя нет, но ты всё равно меня спас.

Неизвестно, услышал ли Стефан, но город услышал и понял, что друг не просто так дурью мается, а с ним случилась беда. Окружил своим твёрдым каменным, хрупким стеклянным, живым земляным, зыбким речным, тёмным, сияющим, тёплым, тяжёлым телом, извлёк за шиворот из оврага и перенёс в какой-то закрытый на ночь кабак – ешь и пей, что найдёшь, ты прозрачный, в тебя срочно надо добавить материи. Ух ты меня напугал! Больше никогда так не делай. Ты зачем исчезать собрался, как последний дурак?

В общем, всё тогда закончилось хорошо – в том смысле, что он уцелел, не сгинул, не рассеялся навсегда. Но прежняя весёлая сила к нему не вернулась, так и остался собственной бледной тенью – уже не волшебный демон, ещё не совсем человек.

Он был не на шутку зол – эй, мы так не договаривались! Унесите сраный бурдюк с повидлом, верните блистательного меня! Что я сделал неправильно? В чём допустил ошибку? Какого хрена моя сила ушла?

Вспоминал, как Стефан рассказывал о пространстве, в котором хранятся знания. Думал: жаль, не спросил, какими путями туда приходят. Мне бы в эту вселенскую справочную хоть разок заглянуть!

Этот вопрос его грыз, не давал покоя, натурально сводил с ума, потому что он ненавидел ошибаться, проигрывать, а больше всего на свете – не понимать. В поисках ответа иногда совершал посильные, совсем пустяковые чудеса – превращал тупиковые дворы в проходные, стены домов в зеркала, менял местами двери и вывески, заставлял уличные фонари сиять пронзительным, неумолимым, невозможным в этой реальности синим светом, как Тонин Маяк. И внимательно следил, что при этом с ним происходит, куда девается сила. Однако толку особого не было: по ощущениям получалось, что в никуда. После каждой попытки его натурально мутило от слабости, а тело становилось прозрачным, словно было сделано из дымчатого стекла, но он не сдавался; он не сдавался вообще никогда.

Так бы, чего доброго, довёл себя до полного исчезновения, но Стефан опять его спас. Приснился – не весь целиком, только бубен и голос, который сперва страшно ругался: что за долбаная вселенная, где лучший в мире шаман не может даже присниться другу, зачем она, зараза такая, вообще нужна. Но потом почувствовал, что его слышат, успокоился и всё объяснил. Оказалось, дело в самом месте действия. Когда колдуешь в нормальном, объективно существующем мире, силы всегда прибавляется, потому что реальность полноправно участвует в деле, благодарна за магию и возвращает потраченное с лихвой. А колдуя в несбывшейся вероятности, ты только тратишь, ничего не получая взамен. Несуществующая реальность тоже тебе благодарна, но расплатиться за чудо ей нечем. Нет у неё ничего, кроме собственного отсутствия, не-бытия.

Стефан говорил торопливо, очень громко, словно с глухим: прости, что тебя подвёл. О таких засадах предупреждают заранее, но я ещё нынче ночью сам ничего не знал. Поседел, когда разобрался, что с тобой происходит; ладно, теперь остаётся только держаться, нет нам хода назад. Просил: пожалуйста, не выпендривайся, не трать остатки силы на чудеса. Не пытайся победить судьбу и законы природы, ничего никому не доказывай, просто оставайся живым. Это сейчас и есть твоё невозможное, главное дело, самоотверженный подвиг, остальное наверстаешь потом.

На самом деле, он точно не знал – то ли сам Стефан до него достучался, то ли собственное подсознание внезапно решило выступить под псевдонимом, сослаться на авторитет, то ли в пресловутой вселенской справочной новичкам выдают информацию вот в таком упрощённом для понимания виде – как будто пришёл кто-то умный и всё тебе объяснил. Зато ни минуты не сомневался, что объяснение верное: с правдой всегда сразу внутренне соглашаешься, хочешь того, или нет.

Был благодарен, на всякий случай, всем сразу – Стефану, своему подсознанию и мистической справочной – за этот пророческий сон. Не самая воодушевляющая информация, но со всем на свете можно как-нибудь справиться, когда понимаешь, что происходит, а не мечешься, как курица с отрубленной головой.

Думал недолго – чего тут думать, когда задача ясна. Надо прожить ещё – сколько? Какое сегодня число? Спокойно, без паники, объективно осталось совсем немного. Семь, а не тысяча лет.