Олег Синицын - Лист Мёбиуса

-Мы куда едем? – спросил я пассажиров плацкартного купе. Их было пять или шесть человек. Мужчина, женщина, пожилой мужчина, пожилая женщина, ребенок лет пяти-шести. Кажется, мальчик. Просто стрижка у него была а-ля пони, и длинные волосы сбивали с толку. В этом возрасте девочки и мальчики очень похожи друг на друга, если им надеть брюки или джинсы и не нацеплять предметы, указывающие на половую принадлежность. Банты, например.

Молчание пассажиров было, по меньшей мере, недоуменным. Мужики, пряча улыбки, отвернулись, женщины округлили глаза, ребенок с любопытством посмотрел на меня и тут же потерял интерес. Видимо, он долго изучал меня, пока я спал на боковом сиденье, уронив голову на откидывающийся столик, и это занятие ему порядком надоело. Мимолетный интерес вызвал мой голос, скрипучий спросонья. На звук отреагировала и проводница – ее купе оказалось через одно. Она внезапно нарисовалась в проходе, загородив титан с кипятком, и с неотвратимостью линейного корабля двинулась в моем направлении.

– Ваш билетик! – внезапный разрыв снаряда или пулеметная очередь были ничто по сравнению с этими громоподобными звуками. В голове зазвенело, будто бы я оказался внутри Царь-колокола и кто-то дернул его за язык. Электрические разряды пронеслись через клетки мозга, и он лихорадочно заработал. Неужели друзья-балбесы не удосужились обеспечить меня билетом? Так – гитара. Видимо, моя. Сумка какая-то – с продуктами. Гм, все основательно продумано! Значит, билет должен быть. Я засунул руку в нагрудный карман и, о слава провидению, нащупал квадратик бумаги.

– Вот.

– Что вы мне суете? Это какая-то записка, – бегло осмотрела квадратик проводница.

– Да!? – искренне удивился я и попытался прочитать бумажку, которая не оказалась билетом. На ней действительно был набросок новой песни.

– Извините, секундочку, – пробормотал я, затравленно оглядывая пространство вокруг себя. На противоположном сиденье лежал «спинжак» коричнево-бурого цвета.

– Мое? – спросил я пассажиров купе.

Пожилой мужчина, сидевший с края, пожал плечами. «Хрен его знает!» – говорил его жест.

Пролетариям нечего терять, кроме своих цепей – я схватил пиджак и проверил внутренний карман. Захрустела бумажка. Я вытащил ее и увидел, что это билет на поезд. Это увидела и проводница. Она нетерпеливо выхватила его из моих рук и стала изучать.

– А где ваш друг? – широко раздувая ноздри, поинтересовалась она.

– Сашка, что ли? – сказал я тоном более осведомленного человека. – Так он в Сарапуле остался, у него там… свадьба.

Проводница помолчала, тщательно изучая билет. Вдруг у нее брови поползли вверх, и она осуждающе посмотрела на меня:

– Молодой человек, вы сели не на тот поезд.

– ??? – предела моему изумлению не было. Сказать, что я потерял дар речи – ничего не сказать. Изумление переросло в ужас, который парализовал все мое тело. И это слабо сказано! Смутно помня происходившее недавно, все-таки я стопроцентно знал, что денег еще на один билет у меня нет!

– …вместо 322-го вы сели на 321-й. Не на «Чита-Москва», а на «Москва-Чита».

Пассажиры, якобы безучастно наблюдавшие за этой картиной, оживились. Мужики засмеялись, женщины заохали, а мальчишка посмотрел на меня с восхищением, как на Робин Гуда.

– …вам нужно срочно сойти на первой же станции. Может, как-нибудь еще успеете догнать свой поезд.

Ни черта себе – сходил за хлебом! Картина Репина «Приплыли»! Сцена из бессмертного Гоголя: «К нам едет ревизор!» Многозначительная пауза продолжалась недолго. Проводница что-то вспомнила и спросила:

– Оплачивать проезд до станции… будем или как?

Я порылся в кармане «вранглеров» и вытащил горсть мелочи. Навскидку там было примерно на несколько стаканов чая или на пару бутылок пива.

– Ладно уж, – махнула рукой проводница, скептически оценив мой дорожный аккредитив, – только освободите место. Минут через пятнадцать будет остановка. Подождите в тамбуре.

Она повернулась кормой к моему лицу и поплыла к себе.

Стремительно развивающиеся события быстро прояснили ситуацию в моей затуманенной алкоголем голове. В тамбуре было прохладно, за окном сгущались сумерки, и контуры деревьев, пробегающих мимо, становились неясными, расплывчатыми. Я покопался в продуктовой сумке, при этом гитара, висевшая за спиной, несколько раз стукнулась барабаном о стекло вагонной двери, что опять же было болезненно для меня: «Как серпом по яйцам!» Наконец нашел что искал – пачку «Астры». Вернее – полпачки. Жадно закурил помятую сигарету и принялся раскладывать все недавнее по полочкам…

В начале лета Сашка Нетленный прислал в универ телеграмму:

«Женюсь тчк свадьба десятого июня тчк тебе быть обязательно тчк высылаю до востреб».

Откровенно говоря, последняя фраза «высылаю до востреб» меня обрадовала больше всего. Вот уже несколько дней я существовал без копейки в кармане. «Без копья!» Можете себе представить первобытного человека без копья? Ну, что он без копья? Так, еда для хищников. А с копьем – наоборот. Хищники могут стать едой. Когда я съел последнюю засохшую луковицу, чудом уцелевшую в общаговской комнате на подоконнике, когда я обнаружил последнего студента, испуганно захлопнувшего передо мной дверь после моего плотоядного «Есть пожрать?», то внезапно понял – голодная смерть не за горами. Вот уже несколько дней как студенты разъехались по домам и стройотрядам. До потока абитуриентов было еще далеко. И невозможно было ни сигаретку стрельнуть, ни рубля до стипендии. Потому как не у кого. Голод надвигался с неотвратимостью айсберга, погубившего «Титаник». Этот айсберг приобретал черты преподавателя русского языка и стилистики – Людмилы Трофимовны Спаленко. Такая же большая, холодная, в очках, угрожающе поблескивающих: «А под водой темной у меня для вас вопросик прибережен!» Брр! Спалит меня Спаленко, как пить дать! Я уже несколько раз пытался ей сдать «хвост» по предмету, каждый день, через день обивая пороги кафедры, но мои набеги кончались ничем. Мой утлый катерок знаний разбивался о неприступный айсберг стража великого и могучего. Впереди маячило списание с корабля – отчисление из универа.