Варвара Еналь - Та, кто задает вопросы [litres]

– Но на Совете все решает Жнец! Главное слово за ним.

– Да, есть свои сложности. Но тут вы ничем уже не поможете, ребятки.

– И все? Будем вот так сидеть, когда у ведьмы похищенные девчонки? – тихо и зло спросила я.

– Совет найдет выход. Только не впадайте в панику и не шастайте по городу в одиночку, – мрачно проговорил Марьян и бесцеремонно налег на картошку с мясом.

После ужина Марьян нахально заявил, что хочет немного отоспаться и до двух часов ночи мы можем спокойно смотреть сериалы, играть в игры и лопать чипсы, но быть начеку. Если услышим что-то подозрительное и опасное, тут же обязаны его разбудить, а после двух часов ночи он встанет и отправит нас спать. Завтра воскресенье, в школу нам не надо, и мы сможем спать, сколько хотим.

Мне это было на руку, потому что я еще не все секреты рассказала Матвею. Конечно, я не могла заговорить о Желанной при Марьяне. Поэтому, едва перестал поскрипывать диван в гостиной, я закрыла дверь на кухню и, сделав себе кофе, уселась за стол.

– Так вот, – тихо, очень тихо заговорила я. – Во-первых, запись в Желанной, где твой прадед Стефан пожелал стать полицаем. Мы должны поговорить об этом. И во-вторых, я постоянно общалась с Тем, кто исполняет желания. То есть я постоянно писала в Желанной. Кроме того, я загадала еще два желания.

Конечно, о последних событиях и сломанной ноге сестры я рассказала довольно скупо и коротко, без подробностей насчет внутренней тьмы и желания отомстить. Рассказ вышел короткий и довольно циничный.

Матвей слушал молча и после какое-то время помалкивал. Теребил на руке кожаный браслет-ленточку с металлическими заклепками, иногда поглядывал на меня разноцветными внимательными глазами. После заговорил, и лишь хрипотца в голосе выдавала его волнение.

– Ты представляешь, какую глупость сделала?

– Ты про сломанную ногу Снежаны?

– Я про то, что ты выбалтывала все секреты неизвестной силе, выполняющей твои желания. Ты же понятия не имеешь, кто может стоять за этим всем. Ты не знаешь, что задействуется, когда выполняются желания, кто может прийти на выпускной.

– Зато я узнаю, кто выполнял мои желания.

– Да какая разница? – Матвей вскочил и прошелся по комнате. – Какая разница, кто их выполняет? Не надо было тебе вообще писать что-либо в Желанной. Дед говорил, что эта книга завладевает людьми и делает их рабами собственных желаний. Давай сожжем ее к чертям!

– Нет. Потому что там есть ключи к прошлому твоего деда. Стефан ведь тоже воспользовался Желанной, и его желания исполнились. Но ты прав, это нехорошие желания, это не про создать семью, родить детей и жить в мире и согласии. Это про отомстить. Я тоже воспользовалась книгой, чтобы отомстить. И тот, кто сделал самую первую запись, тоже хотел отомстить. Но кому мстил твой прадед? За какую вину?

– Ладно. Но Желанная останется у меня. Ты больше не будешь в ней писать.

– А выпускной?

– Да черт с ним, с выпускным! Не ходи на него, и все!

Я ничего не ответила. Молча отдала Матвею книгу и молча следила, как он уносит ее вниз, в мастерскую прадеда. Внутри у меня будто что-то оборвалось. Я понимала, как мне будет не хватать общения с Тем, кто отвечает на вопросы.

Разговор больше не клеился, и мы растянулись, я – на тахте, Матвей – в кресле, вытянув ноги и пристроив под голову маленькую подушку. Еле горела настольная лампа, бросая желтый свет на шторы, за которыми время от времени мяукал черный котяра Матвея, так называемый Скарбник, словно жаловался на свою суровую судьбу.

Спать мне не хотелось. Едва закрывала глаза, как появлялась темная фигура матери, ее покатые плечи, длинные руки с растопыренными пальцами. И слышался низкий голос, такой хриплый и полный ненависти, что сердце останавливалось от страха.

Итак, карты раскрыты и ничего уже не будет по-прежнему.

– Надо освободить Богдана от колдовства, – тихо проговорила я в сумрак комнаты.

– Это сделает Совет, не мы, – ответил Матвей.

И мы оба снова замолчали. Так и сидели до двух часов, а после появился Марьян, встрепанный и сонный, глянул на нас и велел убираться наверх и ложиться спать.

– Тебе не следует больше ночевать дома, – заявил утром Марьян, торопливо намазывая хлеб маслом. – Это опасно. Каждый вечер ты должна быть тут. Я проверю. Если не послушаешь, приду к тебе домой и уведу силой.

– Я поняла. Но там моя сестра, и она тоже в опасности.

– Твоя мать вряд ли ее тронет. Но к тебе будет подбираться постоянно.

– Зачем им я?

– А ты подумай. – Марьян внимательно глянул на меня, откусил от бутерброда и направился в коридор обуваться. – Сидите дома, ведите себя тихо. Понимаете, ребята?

Мы понимали. И не возражали.

Вся следующая неделя была тихой и спокойной. Я удачно сдала все экзаменационные тесты и уже предвкушала момент, когда у меня примут документы и я поступлю. Матвей вдохновенно занимался своими клумбами и иногда красил рябиновые бусины в черный цвет.

Марьян каждый вечер приходил к нам домой, и мы настолько сблизились, что стали играть в карты и вместе смотреть на ноуте «Сверхъестественное». В городе перестали пропадать девушки, за прошедшую неделю не пропала ни одна. Возможно, наша проклятая ведьма решила затаиться, и мы тоже немного расслабились.

Снежанка старалась избегать меня. Она сидела дома – с костылями особенно не нагуляешься, – и Богдан иногда навещал ее. Один раз мы даже столкнулись с ним в подъезде: я выходила и во дворе меня ждал Матвей, а Богдан поднимался по лестнице.

Он сказал «привет» таким ровным, спокойным голосом, словно мы с ним были едва знакомы. Скользнул взглядом и прошел мимо.

Все это было отвратительно и мерзко, и я не могла понять, как Снежанка будет разговаривать с ним после всего, как будет смотреть ему в глаза. Совсем уже мозгов у нее не осталось, что ли? Или мать настолько имеет над ней власть, что думает Снежанка только материнскими мыслями?

– Это приворот, он именно так и действует, – пояснил умный Матвей. – Он лишает человека свободной воли, делает его похожим на куклу-марионетку.

– Надо запретить такое колдовство.

– Так кланы и пытаются.

– Неудачно.

– Видимо, да.

До выпускного оставалось всего несколько дней, и я нервничала все больше и больше.

Огромную коробку, обернутую в тонкую полупрозрачную бумагу, принесли вечером в субботу. Я заскочила домой на несколько минут, чтобы узнать, как дела у сестры, и забрать некоторые свои вещи, и увидела коробку на собственном письменном столе у монитора.