Андрей Васильев - Останний день

— И? — изумился я — Какая взаимосвязь?

— Прямая. Где человек, а где перстень? В земле лежал? Лежал. Значит, он клад. Давай, работай.

Вывихнутая какая-то логика. Но спорить с этой леди мне по прежнему было не с руки, потому я снова сжал перстень, прикрыл глаза и мысленно признес:

— Слушай, покажи мне последнее, что помнишь перед тем, как попал в землю, и я от тебя отстану.

Ну и ничего. Разве что пить захотелось. Сейчас бы квасу или лимонада со льдом, чтобы испарина по стенкам стеклянного стакана стлалась, такая, с потеками. И ладно бы жара стояла, но на улице-то дождь идет.

А еще в ушах зашуршало. Как видно, кровь к голове прилила от умственных усилий. Нет, добром эти игры не кончатся, сосудик какой-нибудь от напряжения лопнет — и все, нет Валеры Швецова.

Вот в этот самый миг на звук и наложилась картинка, причем довольно невнятная. Я увидел желтую листву, устилающую землю, она-то, собственно, и издавала то самое шуршание. Причем чуть ли не в глаза мне лезла, и кроме нее почти ничего видно не было, разве что землю — серую, лесную, с еловыми иголками. Да еще изредка стволы берез слева и справа в поле зрения попадали.

Надо же. Все-таки получилось! Причем сейчас я смотрю, то, что просил — последние воспоминания предмета, сжатого в моей ладони. А что до странности картинки — все абсолютно логично. Я вижу то же, что и перстень, а он в тот момент находился на пальце своего хозяина, которому, похоже, крепко не повезло. Неспроста же так его волокут по земле, верно? Да и Павла Никитична упоминала о чем-то таком.

Через пару минут мои предположения получили прямое подтверждение — картинка перед глазами дернулась, и вместо осеннего желтого ковра мне показали серое небо, ограниченное земляными краями глубокой ямы. А еще услышал голос, сказавший:

— Ничего личного, Фома, просто бизнес. Покойся с миром. Или еще как-то, мне все равно.

А после сверху в яму полетела земля, та, которая спрятала перстень от всех на десятилетия.

— Ну? — прозвучал в ушах недовольный и грубый голос, который не мог принадлежать никому другому, кроме как непосредственно перстню — Ты доволен?

— Извини, но нет — твердо заявил я — Этого мало.

Сдается мне, этого Фому убили не просто так. За что таких, как он, в те времена в расход пускали? Каких таких? Так он самый что ни на есть настоящий бандит, о том говорят все факты. Тут тебе и погоняло вместо имени, и перстень-печатка, и похороны в безвестной яме. Классика жанра. Я сам веселые девяностые толком не помню, так как мал совсем был, но позже, в нулевых, не раз слышал разговоры отца и его приятелей о тех временах, потому представление кое-какое об этой теме имею.

Так вот — за что таких, как этот Фома, убирали? Либо за чрезмерную борзоту, либо за крысятничество, либо за лишние знания. Подозреваю, что здесь имеет место именно последний вариант.

Значит, мне надо увидеть то, за что Фому в яму определили, в этом вся соль. Именно это Павле Никитичне нужно, и пока она все не узнает, с меня не слезет.

А оно мне надо? Я вообще ее побаиваюсь, если честно. Очень уж лютая старушка.

— Конкретней излагай — потребовал перстень.

— Мне надо увидеть то, как твой последний хозяин умер. И если перед тем еще какие-то другие важные события происходили, те, из-за которых его скорее всего грохнули, то их тоже покажи.

— Блин, вот ты путаный — проворчал перстень.

Еще одна горсть земли, которая почти скрыла белый свет, короткая вспышка, и вот картинка изменилась, передо мной трое крепких парней, неуловимо похожих друг на друга, у них одинаковые короткие кожаные куртки, разве что только оттенками темных цветов различающиеся, широкие штаны, явно купленные в одном магазине, и прически типа «ежик». Прямо как из инкубатора, честное слово.

Они стоят на берегу озерка, окруженного деревьями, у порядком раздолбанной бордовой «Ауди», модель которой я, пожалуй, не возьмусь определить, и беседуют с владельцем перстня.

— Завалили мента — говорит один из бандитов, самый плечистый и выглядящий постарше, чем остальные — Наглухо.

— Отвечаешь? — уточнил Фома.

— Сроду порожняк не гнал — обиделся плечистый.

— Мы из него решето сделали — подтвердил один из братков, с шрамом на щеке — По обойме всадили в падлу, после такого не живут. Так что Монах на том свете порадуется.

— И второго завалим — добавил до того молчавший бандит — Отсидимся неделю-другую, и его тоже уработаем.

— Вас что, срисовал кто? — обеспокоился Фома.

— Да если и так, к ментам все равно никто не пойдет — сплюнул сквозь зубы плечистый — Зассут. Кому охота с проломленной башкой в больничке потом лежать? Просто ты же сам говорил, что так надо. Забыл?

— Тоже верно — согласился Фома — Ну ладно, грузитесь в тачку и погнали, определю вас на постой в одном месте, заслужили. Там раньше вожди партийные отдыхали, а теперь честная братва здоровье поправляет. Будет вам и море водки, и потные девки с большими сиськами.

Радостно галдя, троица загрузилась в «ауди», после чего я увидел пистолет, который появился в руке у Фомы. Он открыл заднюю дверь, которую только что захлопнул за собой обладатель шрама, и в упор расстрелял своих недавних собеседников. Те, похоже, и понять-то ничего не успели. Следом он всадил им в головы еще по одной пуле, опустил передние стекла, зафиксировал ногу водителя на педали газа, завел машину и мигом захлопнул дверцу. Бордовая «ауди», попыхивая дымком из выхлопной трубы, двинулась прямиком в озеро, и через пару минут скрылась под водой.

Следом отправился «ТТ», который Фома предварительно обтер платком. Затем он закурил и достал из кармана кожанки антикварный мобильный телефон, с антенной и откидной крышкой. Я такой лет в десять на чердаке нашего дома в коробке нашел, и какое-то время с ним играл, считая, что это на самом деле армейская рация.

— Карл Августович? — дождавшись ответа, произнес владелец перстня — Ага, все сработал, как было договорено. Они даже понять ничего не успели. Я ж не зверь, чего их мучать? Да, и здесь все, как вы сказали, сделал. Место хорошее подобрал, в этом озере никто не купается, потому что дно чистый ил. И гулять сюда никто не ходит, тут летом гадюк полно. Даже мелкота дачная, и то не заглядывает. Ага, еду!

О как. Карл Августович. Фамилия не прозвучала, но что-то мне подсказывает, что не так и много в мире владельцев данного имени, особенно в наших широтах.

Не его ли желала услышать Павла Никитична? Уверен, что да.

Смазанный кадр, и вот я вижу руки Фомы, лежащие на оплетенном серебряной нитью руле, как видно, по моде того времени. Следом замечаю грузовик, который летит навстречу его машине по «встречке», слышу грохот, за ним следует вращение, как в калейдоскопе.