Александра Огеньская - Слепое солнце

Спецы ворвались, уже вторую защитку преодолели, а Маль всё тянет с пацана Силы. И когда первый спец прорвался за линию, начал своим пистолетиком махать — а нас все равно не видит, у нас морок стоит на последнем слое — пришлось ему немного помочь. Направить пулю поточней. Содержащаяся в мозгах Маля информация не должна была достаться Верхним. Так что серебряная пуля калибра девять миллиметров, в лоб, точнёхонько. Извини, старый лис, дальше мы без тебя. И парня оставили — вот его совершенно без опаски. Маль, когда «пил» информацию, автоматически блоки ставил. Его стиль работы. Я специально смотрел, те библиотекарь и две выпитые Светлые — пустышки пустышками, о них инфы теперь ноль, как ни старайся. С парнем аналогично — блок на блоке, блоком погоняет. Нет, парень для Верхних теперь бесполезней старой калоши. О нём можно было не беспокоиться…

Слабый стон. Кто-то дыши часто, поверхностно, как загнанная лошадь. Кто?…

…Нет, мозговым центром всегда был Маль, даром что некромант. Это он проштудировал уйму книг, это он вышел на ту тётку-оппозиционерку. Это он реконструировал обряд. И это он нашёл мелкого служащего при втором Координационном отделе Эрена Гольчанского, вынюхал, что Эрен не прочь бы несколько повысить свой статус. Это он сделал предложение, от которого Эрен не смог отказаться. Какое, никто из ребят так и не разузнал. И теперь дело Эрена было — направлять энергии. Это он умел и любил. Жалко только парня, что стонал и корчился под ладонями, но нейтральная энергия того стоила. Но уж собственными руками убивать… увольте. Пусть Маль сам. Хоть и говорит, что Светлый, убивающий впервые — сам по себе солидный всплеск энергий. Переживёт, Эрен так и ответил некроманту. Во всяком случае, именно это Эрен бормотал Дамиану, а у Дамиана не было оснований ему не доверять. В общем, Светлый, как и все остальные участники обряда, жаждал сил. Что ещё раз подтверждало, что и Светлым ничто человеческое не чуждо.

Сквозь муть расслышал чей-то душераздирающий вздох. О Великий Свет, заканчивали бы уже…

Я не могу… всё… Слышишь, Дамиан? Дамиан?!

…Душное седьмое ноября две тысячи шестого года продолжало длиться. И сейчас предстояло… Хищный нос кинжала высоко-высоко над головой. Взметнулся… Джош зажмурился…И громыхнуло. Совершенно незапланированно громыхнуло, не должно было ничего вот так бабахать. Кое-как разлепил мокрые ресницы. Плыло и вертелось перед глазами. Знакомое широкое, добродушное лицо Богуслава. Тот что-то настойчиво повторяет, но разобрать определенно нет никакой возможности. Богуславу это не нравится. Он легонько (то есть это коллеге кажется, что легонько) трясет за плечи. Какое-то пугливо-растерянное выражение лица. Шевелит губами, но звук выключили. Губы у Богуслава ярко-малиновые, как спелые вишни, и чем-то напоминают губы графа Дракулы из фильма ужасов. Потом Богуслав озирается по сторонам, опять чего-то требует беззвучно, рядом оказывается высоченный как небоскрёб Александер, легко подхватывает под плечи и колени, заставляя вскрикнуть от режущей боли. Заворачивает в какую-то тряпку. Тут появляется звук. Бьёт по ушам стрекот голосов, стук металла о металл, вопли какой-то сумасшедшей сирены. Джош обессиленно прикрывает глаза и позволяет себе уплыть.

В следующий раз обнаруживает себя на кушетке в кабинете отделовского медика Вадима. Тупо пялится потолок помещения, считает трещинки в побелке под бессмысленную болтовню его хозяина.

— Свет побери! Джозеф, ты только держись! Десять минут всего! Джош! Держи глаза открытыми! Не спи! Холодно? Сейчас укрою. Джош, как зовут твою мать? Отвечай!

Настойчив как осёл. Джош с трудом переводит плывущий взгляд на нарушителя своего покоя.

— Как зовут твою маму, Джозеф?

— Добронега.

Но, получив ответ, не отвязывается.

— Сколько тебе лет?

Припомнить оказывается на удивление сложно. Морщит лоб, разглядывает грубовато-правильное лицо собеседника.

— Двадцать…четыре…

— Молодец. Так, уже недолго.

Помещение внезапно наполняется целой толпой народа, и все шумят, и всем чего-то нужно. Джоша заворачивают во второе одеяло и как ребенка подхватывают на руки. Провал темноты.

— Эй, парень! Давай уже, просыпайся!

Джош совершенно точно этого не хотел. Но заставляли. Ну и открыл. Блёклые пятна лиц. Ничего интересного.

— Что…? — не очень внятно потребовал. Ответили тоже не очень внятно:

— Всё в порядке, парень. Просто проверяю…

Проверяли весьма странно — складывали на многострадальную грудь руки, жали рёбра, разжимали зубы и лили в рот всякую дрянь. Джозеф сопротивлялся, конечно, только это мало помогало. Чего-то объясняли. Не слушал, мотал подбородком.

— Джозеф, пан Кшиштоф сказал, ты нас слышишь.

Как ни странно, Джош действительно слышал — вату из ушей убрали. Впрочем, ответа дожидаться не стали — хрупкая птицеподобная женщина в легком белоснежном халатике поверх чего-то небесно-голубого, воздушного, сухо поджала губы.

— Хорошо. Так вот, Джозеф, ты попал в скверную историю, ага? — дала некоторое время на осмысление вопроса. Качнула подбородком. — Сейчас ты в безопасности, не бойся. Всё, что можно было, мы уже сделали. Теперь ты просто ответишь на несколько вопросов, а потом отправишься отдыхать. Ага?

— Да, — покорно согласился. Птичий голос панны начинал раздражать.

— Расскажи, что с тобой произошло.

Мысли путались, язык заплетался. Панне что-то не понравилось, она хмурилась. Потом задавала вопросы, смысла которых парень в упор не понимал. А конце-концов женщина рассердилась, а дальше началось чёрт знает что — ломали какой-то там внешний блок, ссорились, ругались, того и гляди, глотки бы друг другу перегрызли. Особенно громок был тот, что называл парнем. Пан Кшиштоф, кажется. Потом блок то ли сломали, то ли случайно проломили голову самому Джозефу — мог только слабо поскуливать. Потом грохот «Слишком опасно!» спасовал перед громким, визгливым «Благо Баланса важней!». Ослепительный свет, от которого слёзы на глазах выступили, визг на одной ноте. Погасили свет. Опустилась ночь. Ещё очень болела голова.

— Что вы натворили, Свет побери?! Вы же его…

Тогда не утерпел и закрыл глаза. Чтобы в следующий раз открыть их…

Темно. Шумы и мышиная возня прекратились. Холодно. Всхлипывают. Тело — как попавший в мясорубку лимон. Кто-то суетливо перебирает пальцами на больном Джоша левом запястье, что весьма неприятно. Дернул рукой, прекращая неприятные манипуляции.

— Тише. Не дергайся. Я всего лишь пытаюсь перевязать, — заплаканный хриплый голос. Руку подхватывают, бережно-бережно, и точно — перевязывают.

— Мэва? — неуверенно предположил Джош, силясь приподняться на локте. Плита под лопатками как была ледяной, так и продолжала такой оставаться. Впрочем, под задницей та же фигня.