Дина Бромберг - Дикие лебеди

Когда она была уже у двери, Алиса Францевна вдруг окликнула ее:

— Милая моя, вы меня давеча про деньги спрашивали? Так вот, я с вас ничего не возьму.

— Вы же говорите, что случай трудный.

— Понимаете, дорогая, если ко мне приходит духовный лентяй и просит ему помочь, считая, что его сглазили, то я, естественно, возьму с него деньги. Он мог и не обращаться ко мне. Однако ж обратился — тогда извольте платить. А со смертельно больного врач разве будет деньги брать?

— Ну, а мне-то чем все это грозит? — хмуро спросила Лиза.

— Не все сразу, моя милая. Но опасность большая, поверьте моему опыту. Очень трудный у вас случай, деточка. Не знаю, справлюсь ли. Думаю, что да, но черт ведь может и ножку подставить. Вернее, чертовка. Подумать только, настоящая колдунья в наше время. Современная женщина. М-да. Она может и меня заметить — тогда мне точно не поздоровится. Да и настоящее колдовство я ни разу не снимала. Это настоящее, достойное дело, на которое не жаль жизнь положить. А потому про деньги более не упоминайте. Будьте здоровы, — Алиса Францевна кивнула и прикрыла глаза. Лиза тихонько выскользнула из квартиры, сбежала вниз по лестнице.

Режиссерша Марина Евгеньевна, против ожиданий, не стала ни приставать, ни оглашать вчерашний Лизин уход. Буркнула:

— Привет. Ты в порядке? Тогда иди за кулисы. Там девочки Живанши. Сам приедет только завтра, к показу, там его шеф кабины, такая рыжая дама. Разбираться будешь с ней. У них жуткий бардак. Платьев собственных не помнят, номеров не записано, да еще и приволокли своих «коров» — кто их просил!

«Коровы» — это манекенщицы. Лиза вздохнула.

— Если наши начнут опять топыриться с каждым платьем по полчаса, гони их без платьев. Прямо так, времени нет. Поняла?

«Коровы» топтались за кулисами, щебеча на французском.

— Parlez-vous francais, mademoiselle? — спросила одна из них, недовольно кривя рот. «Мадемуазель» по-французски не умела «парле» ни словечка. «Корова» презрительно отвернулась.

— Merde! Сette traductrice russe n'est pas competentе pour le defile vrai! — яростно выпалила она в сторону своих товарок. Те на мгновение смолкли.

— Переведите им, — сказала Лиза переводчице как можно тверже, — что они должны немедленно идти одеваться. Если не хотят, то пусть на репетиции пройдут прямо так. Но они не должны задерживать режиссера ни на минуту — иначе все полетит в тартарары. И скажите им, что с них возьмут штраф. Неустойку, или что там еще.

Переводчица, полная дама средних лет с белым пятном на русой торчащей челке и намалеванными синими тенями на веках, кивнула и, повернувшись к девицам, затараторила по-французски. Девицы в ответ возмущенно залопотали, но Лиза не слушала их — она уже «выгоняла» к «языку» одетых русских манекенщиц, сверяясь со списком и номерами.

— Катя, Василиса, Ильмира, Вика, Оля, Таня, Женя, Полина, Майя — все? Майя, ты первая, потом Василиса, потом Катя, остальным я скажу. Майя, при выходе на подиум немного задержись, пожалуйста.

— Постоять под логотипом?

— Да, умница.

Работа забивала голову и отвлекала от мрачных мыслей. Лиза поймала себя на том, что почти не волнуется за предстоящий показ и в то же время хочется сделать все именно так, как должно быть. Не как судьбе будет угодно, а как распорядятся они с режиссершей. И даже ужасные события стали как-то сглаживаться, отходить. Не смей, сказала себе Лиза. Не смей себя ругать. Соберись. Сосредоточься. Ты заработаешь немного денег. Отыщешь ребят. И все будет хорошо. Ты их отыщешь. Ты, и никто другой. И не забивай себе голову разными глупостями. Димка был прав — эта бабка ничего не понимает. Наплела про каких-то медведей. В субботу последний показ, значит, в понедельник надо будет съездить в Петровское, сходить в ментовку и поднажать на тех, кто занимается поисками детей. А сейчас — работать!

Манекенщицы проходили по «языку», одна за другой, в сверкающих платьях, гордо подняв причесанные головки.

— Не сутулиться! Свет на подиум! — доносилось с пульта.

Димке она сказала, что ей нужно съездить домой за вещами и за документами. На три дня. Димка немного приболел и капризничал, как капризничают только недомогающие мужчины. Надулся и ответил, что это почти предательство — бросить его на целых три дня. Просто невероятное предательство. Как она может бросить его, больного, на произвол судьбы?

— Димочка, у тебя всего-то тридцать семь и три.

— Мне так плохо. А ты еще и сбегаешь.

— Не сбегаю. Мне по делу надо. Ничего страшного, лекарства все есть.

— Ты — мое главное лекарство.

— Димочка, ну мне очень надо, понимаешь.

Вот тогда это случилось.

Димка вдруг приподнялся на локте и заорал, как бешеный:

— Ну вали, вали, ненормальная! Выдумала себе чего-то там и носится с этой выдумкой! Хватит, не могу больше, отстань ты от меня, Христа ради.

Лиза молча встала. Взяла куртку, сумку. Вышла. В голове крутилась мысль — больше не вернусь. Он не понимает. И никогда не поймет. Значит, я должна быть одна.

Приехав в Петровское, она позвонила на мобильный Женьке. Слава Богу, Женька номер не поменяла, мобильный был включен, поэтому все разрешилось в пять минут.

— О чем речь, подруга, знаешь, как я рада буду! А твои не засекут?

— Постараюсь, чтоб не засекли.

— Ну давай, подъезжай. Я дома буду минут через десять.

У Женьки был бардак, но довольно уютный бардак. Пахло сигаретами, дорогим хорошим кофе и мужским парфюмом.

— Знаешь, подруженция, я, кажется, наконец, подцепила настоящего мужика, — таинственно сообщила Женька, втаскивая в комнату поднос с едой.

— Как на лотке?

— Да, так. Средне. После тебя помощников и не найти — такая вторая еще не родилась на этот свет. Сечешь? — Женька хихикнула и налила горячий суп в тарелки. — Давай, рубай, голодная небось?

Обед затянулся. Но в конце концов суп и сардельки с жареной картошкой были доедены, кофе допит, выкурена традиционная сигарета, перемыты косточки всем соседкам. Женька расслабилась, можно было приступать к основному допросу.

— Слушай, Жень, а ты Макса в тот день видела?

— Видела. Утром. Детву в садик вел.

— А вечером не видела?

— Не, я в тот день поздненько вернулась, а узнала обо всем вообще случайно, аж через неделю, от Бобылихи с четвертого этажа.

— Ну, ей немудрено все прознать, она на лавке целый день болтается. Надо бы ее расспросить…

— Только ты не сама. Я спрошу, ладно? Она ведь догадливая, Бобылиха-то, еще брякнет твоим.

— Может брякнуть. Ладно, спроси.

— Ты коньяк будешь?

— Нет, не пью.

— А я пью. Давай каплю, за компанию. На язычок. Глядишь, уснешь получше.

— Не надо, Женечка, спасибо. Пойду-ка я схожу кой-куда.

— Как хочешь. Осторожнее в лифте.

— А я пешком, — Лиза торопливо накинула куртку и выскочила на лестницу.