Сергей Болотников - Тролльхеттен

И всякий раз охотились именно за ним.

Во сне Никита заворочался и застонал. В комнате царил запах затхлости и неработающей канализации. Мать была на кухне, как всегда в состоянии прострации, и не подумала даже придти на стон сына.

Никита понял, что спасти его могут лишь быстрые ноги. Иногда это удавалось, и тогда сон заканчивался хорошо. Ни разу провидение не позволяло возникнуть здесь в образе могучего хищника, который будет не прятаться, а, напротив, нападать. Ни разу, хотя иногда так хотелось. Как вот в этом случае.

Лай в районе деревни. Можно представить, что сейчас там творится. Поселяне до смерти боятся своих хозяев, и когда охота приходит в деревню, все до единого прячутся в свои хибары. Это сильные и смелые люди, однако, они никогда не поднимут голос против охотников, потому что были случаи, когда дичью становились не только лесные звери. Охотники любят кровавые забавы, они любят охотиться на думающую дичь. И здесь, и в городе, не так ли? Может быть, поэтому они безошибочно выделяют в массе лесных созданий именно то, в котором прячется бодрствующее сознание спящего Никиты.

Так страшно здесь в лесу, хочется зарыться в землю, укрыться от охотничьих псов. Да бесполезно — все равно мощными когтями выроют из-под земли, а глубже не вкопаешься — пойдет однородный базальтовый слой. Скала. Именно поэтому крупные лесные животные и не роют нор.

Однако все ближе, кролик стал ощущать запах охотничьих псов — тяжкая звериная вонь, которая мешается с запахом редкоземельного металла, такого чужеродного, что все до единой твари в лесу содрогаются от подкатившего страха.

Кролик бросился прочь. Вот он только что сидел в каменной неподвижности, только нос смешно морщился, ловя опасные ароматы, а вот уже никого нет, только тень мелькнула — зверек очень быстр.

Шум в ушах, он легко несется сквозь низкие лесные травы. Проползает под корягами в такие крохотные проемы, что зверю крупнее никогда не пробраться, пересекает звонкие быстро текущие ручейки.

Один раз он резко замирает и вжимается в прелые желтоватые листья, что укрывают землю под раскидистым деревом. Мимо, совсем рядом, быстро проходит крупный зверь. Чудно скроенное копыто с легким сотрясением почвы раскидывает листья в полуметре от Никиты. Он не боится, эта исполинская туша — всего лишь лось, тупое копытное, питающееся травой. Лось тоже испуган — несмотря на размеры, он тоже дичь.

Но где же охота? Лай стих, не слышно пения охотничьего рога. Неужели оторвался?

Никита шумно вздохнул, завозил ногами по скомканной простыне. Маленький розовый кролик, ожившая плюшевая игрушка, переступил с лапки на лапку. Лось ушел, и зверек неторопливо стал спускаться в неглубокий овражек, по дну которого бежал родник с ледяной водой. Настоящий подземный ключ, он нес в себе столько железа, что галька на дне густо покрылась слоем ржавчины, из-за чего казалось, что дно ручья вымощено чистым золотом.

Здесь был водопой, и оба бережка у ручья были вытоптаны лесными жителями до полного отсутствия растительности. Четко видные звериные тропы спускались по склонам оврага тут и там, прихотливо изгибаясь. Воду любили все. Важные лесные птицы бродили здесь по своеобразной набережной, склевывали мелкую ползучую живность, а в неглубокой запруде с теплой водой, что находилась ниже по течению, резвились мальки и головастики. Кролик тоже хотел пить, сейчас после пережитого страха и гонки по лесу. В два прыжка он покрыл половину расстояния до ручья, и в этот момент трое цветастых, причудливо раскрашенных в черно-бело-синие полосы, птиц, с визгливой руганью на своем птичьем языке шарахнулись прочь, а секундой позже взвились в воздух.

Из зарослей растений с широкими резными листьями, очень похожих на папоротник, хотя не были папоротниками, появилась голова зверя. Была она лобаста и уродлива, мощные челюсти бугрились в самых неожиданных местах, словно для создания их применялись методы неряшливой газовой сварки. Темные губы отвисли, и тут и там мелькали криво растущие клыки, с которых на лесную почву капала мутная вязкая слюна.

Помесь овчарки с бульдозером — сказал бы острый на язык Белоспицын.

Шерсть у твари росла пучками, и была, между тем, густая и длинная, и даже на вид жесткая. Под мощными нависающими надбровными дугами глаз было не видать, но когда создание сделало шаг вперед и поймало зрачками свет, они тут же вспыхнули красным, придав зверю окончательно демонический вид. Уши стояли торчком. На массивной шее был туго затянут тонкой ковки металлический ошейник, по всей длине которого шли холодно поблескивающие шипы, в основании которых причудливо извивались непонятные руны.

Пес приподнял голову и с шумом втянул в себя воздух. Красные глаза диковато блестели. Кролик был совсем рядом, слишком испуганный, чтобы бежать. Тварь полностью вышла на свет, отталкивающе совершенная в своем уродстве. Мощное тело было создано для долгого бега, вывороченные ноздри безостановочно ловили воздух. Пес замер у ручейка и принялся шумно лакать.

Неподалеку взвыл рог, визгливо, как умирающее маленькое животное. Охотничий пес вскинул морду, а потом, развернувшись, пошел прямо на кролика. Он не видел его и не чувствовал, просто посчитал, что этим путем проще всего покинуть овраг. Слепая судьба в очередной раз сыграла против Никиты. Хотя… все чаще ему начинало казаться, что за этим, прокручивающимся каждую ночь действом кто-то есть. Какой-то опытный режиссер, всю жизнь занимавшийся тем, что ставил драмы.

Кролику ничего больше не оставалось, как вскочить с места и ринуться вверх по склону во всю мощь своих маленьких лапок. Охотничий рог взвыл прямо над ухом, и когда он выскочил из овражка, его уже ждало трое псов — оскаленные мощные звери, красные глаза горят азартом хищников! И какая-то темная фигура в отдалении, уж не охотник ли?

Трифонов не размышлял, отчаянный страх вытеснил все до единой мысли. Он увернулся от псов, что кинулись на него синхронным движением, словно были пародией на сиамских близнецов, и рванулся в густые заросли. Все тело зверька содрогалось от отчаянных усилий, крохотное сердце билось все быстрее. Так что отдельные удары сливались в истеричную дробь.

Псы мчались позади, азартно выли, слюна срывалась с оскаленных клыков цвета серы. Справа и слева затрубили рога, послышался собачий лай — охота почуяла дичь, и все новые и новые ее участники присоединялись к разворачивающемуся действу.

Спящий Никита дергал ногами, лежа в кровати, судорожно хватал ртом воздух, глаза бешено метались под веками.

Слишком коротки лапы, слишком малы усилия. Он выкладывался, как мог. Листья жесткой травы больно хлестали его, когда он прорывался сквозь заросли, а преследователи и не думали отставать. Он чувствовал их позади. Чувствовал горячее, отдающее гнилью дыхание.