Сергей Болотников - Тролльхеттен

В тридцати метрах по ходу переулка виднелась Покаянная улица, на которой горел примерно один фонарь из трех и иногда ездили машины, медленно и осторожно объезжая эпических размеров рытвины. Полночь пробило полчаса назад, и ночная жизнь была разгаре.

Но только не в Саввином Овражке.

Если пройти метров двадцать от начала переулка вдоль Покаянной, то можно заметить фасад невысокого двухэтажного особняка, выделяющегося на фоне окружающих зданий, как новая сверкающая стальная коронка на фоне частокола кривых и пораженных гниением зубов.

Здесь и располагается знаменитая фирма «Паритет», сделавшая себе имя на сделках с недвижимостью. Тут, за этими веселенькой пастельной раскраски стенами и светонепроницаемыми бронированными окнами день за днем крутятся астрономические суммы, во много раз превышающие общегодовой бюджет всего города. К фасаду подъезжают дорогие иномарки, жутко шкрябая днищем на колдобинах (только площадка перед самым входом нормально заасфальтирована), частым гостем бывает и бежевый броневик инкассаторов. С шести утра и до девяти-десяти вечера за этими тяжелыми железными дверями кипит жизнь, но сейчас, в глухую полуночную пору здесь было тихо и пустынно, и лишь периодически мигала красноватая лампочка сигнализации.

Где-то там, за темным дверным проемом должен быть сторож, и может быть кто-нибудь из охраны. Стрый и Пиночет знали это, странный ночной гость, как и обещал, оставил на середине комнаты коричневую папку с подробной инструкцией. Ровным, академическим почерком там по пунктам с разъяснениями было прописано каждое действие для обоих грабителей. В конце бумажного листа их покровитель все тем же ровным почерком приписал: «За удачно выполненное задание — похвала и вознаграждение», ну прямо как для маленьких детей! Пиночет тогда оскорбился, но когда увидел, что еще лежит в папке, его обиды тут же исчезли, расплывшись как легкие облачка над пустыней Сахарой.

В качестве аванса предлагались еще две ампулы с морфином, так что сразу можно было понять, о каком вознаграждении идет речь. Покачивая своей капсулой и восхищенно глядя, как играет на гладком стекле полуденный свет, Николай Васютко решил, что за такое пустяковое дельце это поистине невиданно щедрая награда. Особенное если учесть капсулы, причитающиеся им потом.

— Похоже мы наткнулись на живой источник, а Стрый? — сфилософствовал Пиночет, пребывая в хорошем расположении духа.

Его напарник что-то невнятно пробурчал, а потом сматерился, когда голой пяткой раздавил последний оставшийся шприц, и острый осколок впился ему в кожу стопы.

Но, так или иначе, этой ночью друзья-наркоманы были бодры, веселы и жаждали действия.

— Когда он пойдет? — спросил Стрый, кидая внимательный взгляд в сторону «Паритета».

— Стой. Жди.

Пиночет еще раз сверился с инструкцией, и так уже порядком заляпанной. Трудно было понять, откуда у давшего ее такие сведения. Откуда вот он, например, знает, что ровно без пятнадцати минут час сторож и охранник (или только сторож, если охранника сегодня нет) выйдут из здания фирмы и направятся сюда, в Саввинов Овражек? Они всегда так делают, или только в этот раз.

В переулок блеснуло светом фар, и Пиночет поспешно отступил в тень. Сюда или не сюда? Яркий дальний свет лизнул по темным углам, резвой белой ящерицей пробежал с одной стороны улицы на другую, высветил на миг обшарпанные стены ближнего дома. Вроде нет, разворачивается.

Двигатель взвыл на повышенных оборотах, скрипнули шины, и мимо «Паритета» пронесся темный низкий силуэт. Вспыхнули габариты. Так и есть, не сюда. Пиночет приподнял левую руку и вгляделся в потресканный циферблат своих старых часов. Секундная стрелка двигалась рывками, иногда замирая на месте, как сильно покалеченное животное. До часа оставалось около шестнадцати минут.

Когда минутная стрелка переползла через широкое деление и принялась неторопливо вспахивать градуированное поле четвертой четверти, у входа в фирму возникло некое шевеление. Отчетливо и на всю улицу лязгнул замок. В мертвенном свете ртутного фонаря возникла темная невысокая фигура. Сторож. Рядом с ним никого не было, и из этого можно было смело заключить, что охранника в эту ночь нет. Сторож сделал шаг вперед, остановился и, задрав голову, уставился на луну. Потом, даже не прикрыв дверь, он, засунув руки в карманы, неспешно стал пересекать Покаянную улицу. Было тихо, звуки его шагов разносились по всей улице. Перейдя своеобразный для себя Рубикон (черту, отделяющую Покаянную от начала Савинова овражка), сторож стал что-то насвистывать.

Пиночет поразился такой неосмотрительности сторожа. Создавалось ощущение, что тот просто забыл, кто он и для чего здесь поставлен. Позади уходящего стража остались широко и гостеприимно открытые двери внутрь особняка.

Сторож запел — тихо, и ужасающе фальшиво. Ногой поддал лежащий на тротуаре обломок дерева, и тот покатился, загремел на всю улицу. Лунный свет вспыхивал, падал ему на лицо, делал его похожим на какую-то застывшую маску, сделанную из светлого серебра. А когда страж подошел ближе, Пиночет с ужасом понял, что это в некотором роде правда. Лицо подходящего было напрочь лишено какого-либо выражения. Глаза открыты и сонны. И при этом он напевал!

Николаю вдруг стало неуютно на этой затемненной, вечно сырой улице, и впервые за сегодняшний день к нему в голову закралась мысль о том, куда же он ввязался. Как-то раз, в то блаженное время, когда Николай Васютко еще не низвергнулся вниз, в пучину одной единственной всепоглощающей страсти, он посмотрел фильм, в котором людям прокручивали на экране специальный ролик, как бы наложенный на основной видеоряд. И после этого, стоило им сказать кодовую фразу, как они превращались в безвольных рабов, спящих на ходу и выполняющих все, что им не прикажут. Вот и сторож теперь так выглядел.

Прямо как зомби!

Пиночет бросил быстрый взгляд на Стрыя, но тот был спокоен. Может у него мозгов не хватало, чтобы понять, что сторож не в себе. А может просто он не смотрел того фильма. Неважно, главное напарник не тушуется, а вон даже поигрывает тяжелой монтировкой, шлепает ей по ладони.

Сторож теперь пел во весь голос, прямо дрожь брала от этого скрипучего пения, особенно в сочетании с неподвижным лицом. Ну, словно доблестный страж «Паритета» под кайфом!

Пиночет стоял теперь спиной к бывшему розоватому дому, напряженно вглядывался в подходящего и потому не видел, как в том самом одном единственном окошке, отодвинулась багровая штора и появился неясный человеческий силуэт, подобно зрителю, сидящему на балконе в театре, созерцавший творящееся внизу действо.

Все так же, с песней сторож «Паритета» вошел в Саввинов Овражек и миновал замерших в тени сообщников, пройдя всего в двух метрах от Пиночета и абсолютно не обратив на него внимания. Тот махнул Стрыю — давай, мол.