Марк Валентайн - Невероятные расследования Шерлока Холмса

— Пойдемте, Ватсон! — позвал меня Холмс, направляясь к сцене. — Несчастный потерял много крови, но, возможно, еще жив.

Однако я сразу понял: содержимое моего саквояжа пианисту не поможет — его затылок был просто расколот.

Холмс со всевозможным пиететом обратился к Сарасате на безупречном, как говорил мой слух, испанском. Маэстро рассказал, что пианист по фамилии Гонсалес более шести месяцев аккомпанировал ему на гастролях в Испании и за рубежом. Близко они знакомы не были. Маэстро только слышал о желании молодого человека стать сольным исполнителем и композитором. По мнению Сарасате, врагов его аккомпаниатор не имел. Впрочем, по Барселоне ходили грязные слухи о любовных подвигах молодого Гонсалеса. Но разве можно предположить, что разгневанный муж или, скорее, мужья последовали за ним в Лондон, чтобы так жестоко и мелодраматично отомстить? Холмс безучастно кивнул, расстегивая воротник покойного.

— Бесполезно, — проговорил я.

Холмс не ответил — лишь молча всмотрелся в затылок Гонсалеса, нахмурился и, отряхнув ладони, поднялся с корточек. Он спросил потного администратора, не видел ли тот или его подчиненные убийцу либо странного посетителя, который мог проникнуть за кулисы, где место лишь артистам и персоналу, через дверь, охраняемую отставным сержантом морской пехоты, ныне швейцаром. Администратора осенила страшная догадка, и мы все бросились по коридору к двери, выходившей в переулок.

Дверь не охранялась по простой причине: старик в форменных брюках, но без тужурки, вероятно из-за жары, лежал мертвый. Его седой затылок с дьявольской аккуратностью пробила пуля. Значит, убийца имел возможность прокрасться к занавесу, отделявшему сцену от кабинетов и гримерных.

— Очень жаль, что больше никого из персонала не оказалось поблизости, — посетовал расстроенный администратор.

Хотя, если взглянуть на ситуацию с разумным цинизмом, жалеть не стоит. Здесь явно орудовал хладнокровный убийца, который бы ни перед чем не остановился.

— Бедняга Симпсон! Ватсон, я его знал. Пушки и копья врагов ее величества были ему нипочем, зато он нарвался на пулю в годы заслуженного отдыха, за чтением «Спортивной жизни». — Холмс повернулся к администратору. — Не соблаговолите объяснить, почему на пути убийцы оказался лишь бедный Симпсон? Иными словами, где были другие служащие?

— Мистер Холмс, ситуация в высшей степени странная, — начал администратор, вытирая шею носовым платком. — Вскоре после начала концерта, точнее, сразу после того, как вы, сэр, и ваш приятель заняли свои места, я получил послание. В нем сообщалось, что к нам с некоторым опозданием прибудет принц Уэльский с друзьями. Известно, что его высочество — поклонник Сарасате. Как вы, наверное, знаете, в глубине зала есть маленькая ложа для особо важных персон.

— Да, знаю, — отозвался Холмс. — Махараджа из Джохора любезно приглашал меня в то уединенное место. Но пожалуйста, продолжайте.

— Разумеется, я собрал подчиненных у главного входа, — рассказывал администратор. — Мы прождали там весь концерт, решив, что высокий гость появится лишь к концу программы. — Служащий признался, что они были обескуражены, но не расходились, пока не стихли аплодисменты, предположив, что его высочество с присущим ему властным добродушием велит испанскому скрипачу исполнить пару номеров на бис, когда в зале не останется никого, за исключением будущего короля. Таким образом, прояснилось все, кроме самого убийства.

— Послание! — потребовал Холмс. — Полагаю, оно пришло в письменном виде. Позволите на него взглянуть?

Администратор достал из внутреннего кармана листок с вензелями принца, подписанный личным секретарем его королевского высочества. Датированное седьмым июля письмо казалось любезным и предельно ясным. Холмс безразлично кивнул, а когда подоспела полиция, незаметно спрятал записку в карман. Инспектор Стэнли Хопкинс без промедлений отреагировал на вызов, доставленный ему на кебе служащим Сент-Джеймс-Холла.

— Инспектор, ситуация весьма непростая, — отметил Холмс. — Совершено два убийства, мотив первого объясняется вторым, но мотив второго пока абсолютно неясен. Успеха вам в расследовании!

— Вы не станете нам помогать, мистер Холмс? — осведомился смышленый молодой инспектор.

Холмс покачал головой.

— Я, как всегда, лукавлю, мой дорогой Ватсон, — признался Холмс в кебе, увозившем нас на Бейкер-стрит. — Это дело интересует меня, и даже очень. Стэнли Хопкинс, Стэнли Хопкинс… — задумчиво проговорил он. — Фамилия как у моего бывшего преподавателя. Сразу вспоминается юность в Стоунихерсте, где греческому меня учил молодой священник с умом дивной остроты. Звали его Джерард Мэнли Хопкинс. — Шерлок ухмыльнулся. — В бытность грибом-навозником [10] Т. е. зеленым новичком. — Прим. ред. я то и дело получал от него на орехи. Нет, из молодых ворон [11] Т. е. преподавателей-иезуитов, носивших черную одежду. — Прим. ред. он был самым нормальным — делился кричащим пирогом [12] Дешевый фруктовый пирог с очень редко расположенными ягодами — им надо было «докричаться» друг до друга. — Прим. ред. на агоре, [13] Парк на территории иезуитского колледжа Стоунихерст, излюбленное место для студенческих дискуссий. — Прим. ред. в отличие от своих коллег, брюзгливых джебби, [14] Жаргонное прозвище иезуитов. — Прим. ред. к нам на олифе [15] Т. е. в обуви с подошвами, пропитанными горячей олифой, чтобы не скрипели. — Прим. ред . не подкрадывался.

— Ну и жаргон у вас, Холмс! Я ни слова не понял.

— Лучшие дни моей жизни! — мрачновато вздохнул он.

За ранним ужином, состоявшим из холодного омара и куриного салата, которые мы запивали белым охлажденным бургундским превосходного качества, Холмс проявил живейший интерес к убийству иностранного подданного на английской земле, точнее в лондонском концертном зале. Он протянул мне якобы королевское послание и спросил мое мнение. Я тщательно изучил записку.

— По-моему, все в полном порядке. Протокол соблюден, формулировка обычная. Но администратора и его подчиненных обманули. Следовательно, кто-то украл бумагу с вензелями принца.

— Превосходно, Ватсон! А теперь сделайте милость, взгляните на дату.

— Дата сегодняшняя.

— Верно, однако цифра семь написана не совсем привычным способом.

— Ах да, вижу. Мы, англичане, поперечную черту на семерке не ставим. Это континентальная семерка.

— Именно! Записку написал француз, итальянец или, скорее всего, испанец, имеющий доступ к письменным принадлежностям его высочества. Сам язык и формулировка, которую вы отметили, безупречны, а вот подпись не английская — здесь мошенник допустил оплошность. Писчую бумагу мог раздобыть человек влиятельный и вхожий в покои его высочества или достаточно бессовестный, чтобы украсть у него чистый лист с вензелями. Способ написания буквы «Е» в подписи говорит об испанском следе. Разумеется, все может быть иначе, но я уже почти не сомневаюсь: убийца — испанец.