Мария Чурсина - Дети закрытого города

Ранним утром город светился желтыми фонарями над трассой. Вета плотно закрыла за собой кухонную дверь и поставила на плиту чайник. Заглянула в холодильник — там нашлась только початая банка сгущёнки.

Не включая свет, она уселась на холодный табурет, ждать, когда закипит вода. Поджала замёрзшие ноги и натянула на колени подол ночной рубашки, а теплее всё равно не стало. Остывший за ночь город безразлично смотрел на неё через забрызганное дождём стекло. С ровным стуком двигались стрелки часов, им тоже было всё равно.

Забулькала вода в чайнике, Вета выключила газ и налила кипяток в кружку. Очередная кружка чая очередным утром. Здравствуй, Петербург-69.

Открылась дверь, и на пороге возник Антон — всклокоченный после сна, в расстёгнутой рубашке и мятых брюках. Опустился на второй табурет и ничего не спросил. Обжигая губы, Вета отпила из кружки. Дождь — или уже мокрый снег — бился в окно и оседал на распахнутой форточке.

— Всё равно ничего нельзя было изменить, — сказала она самой себе. — Правильного ответа не было. Было два неправильных.

На столе заветривались остатки сгущёнки и стыла воткнутая в них чайная ложка. Антон пошевелился за спиной Веты. Наверное, как обычно, подпёр рукой щёку, зевнул.

— Жалеешь?

Она молча пожала плечами. Холодный ветер дул по поджатым ногам. По трассе изредка проносились машины, освещая жёлтыми фарами сырой асфальт. Светлело на востоке небо, будто бы разбавляли водой густую серую краску. Из утреннего тумана выплывали новостройки — высотки за кленовой рощей.

— Какая разница, — отозвалась, наконец, Вета. — Я уже выбрала.

За окном просыпался Петербург, закрытый город, странно распорядившийся судьбами своих жителей.

— Мой любимый город, который сломал мне жизнь, — сказала Вета, бултыхая в кружке последним глотком чая.

Когда сутки трясёшься в поезде, в голову начинают являться лирические мысли, просто потому что в голове пусто, только плещется горьковатый поездной чай. Чай этот, кажется, везде — в чашках, в разговорах, в головах вот, и в воздухе витает тот же самый чай. Лёжа на верхней полке Вета пообещала себе, что больше никогда и никакого чая.

Город, в котором она жила до этого, был городом без голоса и без лица. Ей даже не хотелось называть его по имени. Просто «этот город». По ночам он вяло шевелился под светом жёлтых фонарей, утром — переставлял ноги по пыльным дорогам. Даже сосны почти не шумели, потому что сосны не умеют шуметь.

Её поездка в пустоту — только с драгоценной папкой, прижатой к груди — стала для всех новостью, и наконец пошевелила пыльное болото. Потом Вета узнала, как кричала от злости её научная руководительница, потому что аспирантское место у неё таки отобрали, как хихикали девочки, разведя очередную игру «мы знаем про тебя всё», и как в удивлении открывал и закрывал рот Андрей, должно быть, так и не поверив, что она уехала.

Выйти из поезда она должна была на каком-то полустанке, названия которого так и не запомнила. Холодное, уже почти осеннее утро развернулось над двухэтажными домишками розовой простынёй. На платформе, выщербленной, как будто облитой кислотой, взад вперёд расхаживал одинокий мужчина.

Вета постояла рядом со своей сумкой, не решаясь первой подойти. Она сама не знала, чего ждать от секретного города, но уж точно не вылинявших домиков и мужичка в потёртой джинсовке. Родилась и умерла мысль вернуться. Место в аспирантуре ещё ведь можно выпросить обратно?

Мужчина, задержав взгляд на ней всего на секунду, зашагал навстречу.

— Вы учительница?

— Да, — не сразу ответила Вета. Она его жадно рассматривала. Может, нашивка на куртке? Особый браслет, как в фильмах про тайные организации? Удостоверение?

Он был обычным: каштанововолосым, темноглазым и молодым. Наверное, не на много старше самой Веты.

— Как вас зовут? — он щурился на солнце, и распахнутая на груди джинсовка выставляла на показ серую рубашку. Тоже — совсем обычную.

— Вета.

— А по имени-отчеству?

— Можно просто Вета.

— Ну да, а пропуск я буду заказывать на кого? — криво усмехнулся парень, и Вете захотелось сострить ему в ответ, но она только скривила губы.

— Елизавета Николаевна Раскольникова. Так лучше?

— Угу. Идёмте, Елизавета Николаевна.

Он накинул на плечо её сумку и спрыгнул вниз с платформы. Вета неуклюже последовала за ним, чуть не упала, зацепившись ногой за шпалу, и принялась рассматривать город, выступивший перед ней из тумана.

Рядом с облезлыми двухэтажками росли яблони, и ветки их гнулись под тяжестью плодов. Вета едва сдержала себя, чтобы не сорвать один, но проводник обернулся и наградил её снисходительным взглядом.

— Это Полянск. До Петербурга нам ещё три часа ехать.

За поворотом нашлась машина со служебными номерами.

— Меня, кстати, Антон зовут, — сообщил парень, забрасывая её сумку в багажник. — Вообще-то тебя должен был встречать другой человек, но он не смог, и попросили меня.

Перед тем, как завести машину, он закатал рукава джинсовки и рубашки прямо по локоть и долго настраивал зеркало.

— Я вообще-то в Центре недавно работаю.

— Где? — подалась к нему Вета, решив, что не расслышала.

— А, не важно.

Дорога стелилась перед ними ровная, серая полоса, высветленная августовским солнцем.

— А с чего ты вдруг решила переехать?

Вета оглянулась на него. Вопрос, на который она пыталась ответить сама себе и всем людям из своей прошлой жизни, в яблочном городе звучал легко и просто, и как будто сам просился на язык Антону. Тот, напялив на нос солнцезащитные очки, вдобавок улыбнулся ей.

— А вы что, там родились? — Она потёрла кончиками пальцев шею, по которой то и дело катились капли пота. Было неожиданно жарко, но снять плащ казалось актом капитуляции.

— Я не мог там родиться, — расхохотался Антон. — Петербург-69 сам-то появился всего тринадцать лет назад. Так что…

Он побарабанил по рулю.

— Я просто переехал ещё в детстве, вместе с родителями. Они учёные.

Вета многозначительно помычала.

— А вы тоже стали учёным?

Игрушечный тигр на лобовом стекле покачивал головой. Она и не заметила, когда дома по обе стороны дороги кончились, и за обочинами потянулась голая степь, украшенная разве что клоками тумана. Плавно виляла дорога впереди машины, и как Вета не старалась, она не могла разглядеть на горизонте ничего нового.

— А я не стал, — протянул Антон, усмехаясь этому туману. — Не сложилось как-то.

— Вот и у меня — не сложилось, — выдохнула Вета, поправляя на коленях сумку. Возможно, ещё оставалась возможность вернуться на щербатый полустанок, купить билет назад и выпросить в университете если не аспирантуру, то хотя бы соискательство. Место секретарши в деканате. Да что угодно.