Дмитрий Рыков - Последняя ночь Вампира

Осторожность — прежде всего. Осторожность, осторожность, осторожность. Существование его племени признано таким же суеверием, как полеты ведьм на метле и устраиваемые колдунами бури, так зачем же давать человеку повод в этом усомниться? Хотя иногда его очень тянуло выпить НАСТОЯЩУЮ кровь, но он держался изо всех сил, он перестал убивать, и не было необходимости избавляться от трупов. Однако если непосвященный человек наткнется на него во время сна, он может испугаться, вызвать врачей, его доставят в клинику, начнут «лечить», а потом — исследовать, а потом… Привяжут к койке — и все. Может, и будут давать кровь убитых животных, чтобы поддерживать его существование, но наружу уже никогда не выпустят. Поэтому — нужно быть как можно незаметней…

Он открыл один из холодильников — посчитал пакеты с кровью. Скоро надо будет пополнять запасы. Да здравствует цивилизация!

Сон алкоголика краток и беспокоен. Ужасная в своей тяжелой банальности истина. Пятнадцать — шестнадцать лет назад, во время службы в армии, когда Роман только начинал постигать нелегкий опыт общения с тем, что не только льется, но и горит, было все, конечно, не так. На компанию из семерых человек пять-восемь бутылок водки (или «Зубровки», «Зверобоя», «Горилки», разведенного медицинского, а иногда и технического спирта) перед сном — обычная норма. Утром — пакет молока, заранее спрятанный в бачке унитаза ввиду отсутствия холодильников и присутствия злобного старшины, рыщущего по казарме в поисках недозволенных припасов, умывание ледяной водой — и как огурчик. То же самое и в школе милиции. И лишь со временем эти проклятые сивушные яды стали оказывать ненужное влияние на такой, казалось бы, могучий организм. Как говорил один немецкий актер: «Раньше я пил десять дней, а восстанавливался один, сейчас же пью один, восстанавливаюсь десять». Годы берут свое, давно отыграла пионерская «зорька». Сейчас половина шестого утра, солнце, поди, только встает, за шторами не видно, а он уже потягивается, чертыхаясь и кляня судьбу.

На маленьком низком столике возле дивана стоят недопитая бутылка водки и тарелки с засохшими ошметками еды. Если он лежит на диване в комнате, а не на кровати в спальне, значит, вчера пытался смотреть футбол, но до конца не смог. Может, перебраться в спальню? Но Рома знал, что как бы он ни ворочался и ни считал слоников, заснуть все равно не удастся. Зачем, спрашивается, вообще пить? По этому поводу хорошо сказал Бегбедер: «Я боролся с мини-баром, но он победил». Но есть оправдание — по Достоевскому, «все одаренные и передовые люди в России были, есть и будут всегда картежники и пьяницы, которые пьют запоем». И не только в России. Хемингуэя почитать — так вообще выпивал ежедневно. Уильям Голдинг, пишут, во время очередного алкогольного «полета-перелета», проснувшись ночью, принял манекен за дьявола и разодрал его на части. Но наши — всем пример. Толстой этого дела по юности не чурался. Поэтов можно по именам и не вспоминать — как бы само собой. Поэт и прозаик Бунин так вообще в кабачке любил посидеть по-русски, и как же Набоков, наоборот, подобного не выносящий, обидел великого художника слова отказом от ужина за графинчиком! Однако сам был художником ничем не хуже и, наверное, даже лучше, имел право. Но запой — плохо. После пьянки главное — не опохмеляться, иначе и вправду проспишь весь день. Он не опохмелялся никогда, а сегодня, к тому же, вел дочку в кино. Сначала — кино, а потом парк, карусели, обед с мороженым и осторожные, ибо приходится тщательно подбирать слова, ответы на вопросы: «Папа, а если люди разводятся, они потом могут опять пожениться?»

Роман пошел в ванную, стал набирать воду, подставив голову под плотную струю. Когда теплой воды оказалось достаточно, чтобы не ощущать своим задом холодное дно ванной, он погрузился в нее. С чего бы это ему вспомнился Бегбедер и прочие? Латентное пьянство и чтение самой разной литературы — вот и все его маленькие развлечения, оставшиеся в этой жизни. Следователь, основу обычной лексики которого в повседневной деятельности, в общении с коллегами и друзьями, составлял набор всем известных слов, только в разнообразных вариациях, вечерами искал и находил радость в набоковском «арлекиновом коленкоре» или в таких строках Достоевского, как «низкие мутные разорванные облака быстро неслись по холодному небу; деревья густо и перекат-но шумели вершинами и скрипели на корнях своих; очень было грустное утро». Эта внезапно открывшаяся страсть сначала его самого несколько беспокоила, но потом в книге Джона Ирвинга «Мужчины не ее жизни» он наткнулся на персонажа — мента из Амстердама, таким же образом коротающего свободное холостяцкое время, и успокоился. За последние месяца четыре он одолел несколько книг Толстого, Лондона, Грина, Диккенса, братьев Стругацких, Уотса, Гудериана, Симонова, Синуэ, Хемингуэя, Замятина, Грасса, Чехова, Гоголя, Уэльбека.

Вспоминая все эти книжки, невольно задумался — откуда у него столько времени? Да все просто — крадется у сна. Вот и сейчас отмокнет в воде, насильно затолкает в себя, несмотря на отсутствие аппетита, завтрак с крепким кофе — так быстрее «отпускает» — и в постельку с очередным творением очередного автора.

Вытеревшись, он поплелся на кухню.

Нормальный холостяцкий завтрак — каша и растворимый кофе. Хотя и сказать, что во время его женатой жизни в доме кто-то баловал его разносолами, не приходилось. Так повелось с первого дня совместного существования. «Я, — говорила жена, — как и ты, работаю, тоже устаю, поэтому домашние хлопоты делим пополам». «Пополам» — это такая хитрая женская ловушка, одна средь многих прочих. Так как супруга постоянно «худела», то одним из способов борьбы с лишним весом она избрала отсутствие в холодильнике какой-либо готовой еды вообще. Одни консервы и полуфабрикаты на случай прихода нежданных гостей. Хочешь вкусно поесть — веди свою половину в ресторан. Если, оправдываясь, говоришь, что государственной зарплаты на это не хватает, сразу следует упоминание о каком-нибудь общем знакомом из силовых структур, которому «хватает». Или же на свет вынимаются знакомые с ее стороны, а у нее то Гриша купил супруге «БМВ», то Сеня построил теще дом. Да и правда, нет вещей в природе, кроме доказательства бытия Бога, которые нельзя объяснить. Хочешь покладистую жену — дари ей сумочки из кожи питона и вози в Париж. Не можешь — одной круглосуточной эрекции для любви недостаточно.

Поэтому он согласно кивал головой и не роптал — если уж спутница жизни занимается бизнесом и зарабатывает больше тебя, больше твоего тратит на ребенка, сама покупает себе автомобили и наряды, за исключением праздников, когда ты все же приносишь что-нибудь приятное, стыдно требовать от нее выглаженных рубашек. Но иногда, нет-нет, проскальзывало сожаление, что не получилось так называемой «обычной» семьи.