Михаил Шухраев - Город теней

— Ну, наверное, должен быть. — Кирилл неопределенно пожал плечами. — Ну, я же сказал, что русский…

— Вот-вот, а в списке кого только нет! — пояснил словоохотливый парень. — Даже… — Он понизил голос, назвав нечто неудобоваримое, но очень ясно переводимое на русский.

— Что, и такое бывает? — Кирилл, несмотря на свое состояние, не смог не рассмеяться. — Это где же, интересно?

— В Китае. Какое отношение к нам имеют, не знаю, чесслово. Но все это и спрашивают.

— Ну, ЭТО к нам отношение всегда имеет… — глубокомысленно протянул Кирилл.

— Ага, на каждой лестничной площадке написано. А они там у себя, в Китае, о том и не знают! — На сей раз рассмеялся и переписчик.

С описанием нехитрых квадратных метров Кирилла он расправился молниеносно.

— С этим списком национальностей вообще прикол сплошной, — рассказывал студент. — Вот на прошлой переписи, говорят, его не было вообще. Так там кто только не записался. В общем, обнаружилось девятьсот гномов, тысячи три эльфов — они еще по нациям делились. Волки-оборотни, даже вампиры были…

Черт возьми! Лестничная площадка, вампиры… Он что, что-то знает?! Или это случайность?

Кирилл еще раз попытался дотянуться до сознания студента-эмо. И снова ничего не получилось.

— Платят-то хоть много? — спросил он, чтобы увести разговор с опасной дорожки.

— Нет, в том-то все и дело, — поморщился студент. — Но мне, например, и это нужно.

Выпроводив словоохотливого переписчика, Кирилл задумался.

Что бы все это значило? Компетентные органы о нем что-то узнали? Так его бы тут же и постарались бы взять, как особо опасного преступника.

Нет, они отпадают.

Случайное совпадение?

Но этот парень-переписчик со своими анекдотами явно показался подозрительным. Или он ХОТЕЛ показаться подозрительным?

Неизвестность пугала. Если это не милиция, то кто же? Не такие ли, как он сам? Значит, теперь он на контроле?

И еще: ему скоро придется действовать, так или иначе. Из Купермана он выпытал название фирмы, вокруг которой творились наркодилерские дела. Рано или поздно ему придется с этой компанией разбираться. Что там может быть — тайная лаборатория по производству тяжелых наркотиков? Утечка опасных лекарств?

Но теперь это придется оставить на потом. Если он попал под наблюдение из-за Купермана, то ему придется некоторое время вести себя так, как положено обыкновенному охраннику. Конечно, пока он не обнаружит, кто за ним следит — и следит ли вообще.

А сейчас следовало привести свой план в действие — выскочить на улицу, сделав вид, будто едва не проспал уход на работу. А заодно — попасться на глаза нескольким жильцам. И посмотреть, есть ли слежка.

А уже потом можно узнать у соседей, приходил к ним некий студент-переписчик, или нет. Хотя тут Кирилл почти не сомневался — приходил, непременно. Если этот странный парень действительно навестил его не ради переписи, то ему наверняка известно, как выглядит переписчик на здешнем участке. Да и вообще, на что люди обратят внимание? Правильно, на шарф, на странного вида сумку, в самом крайнем случае — на эмовскую челку. Лиц они не запоминают.

Во всяком случае, Кирилл мог сказать одно: когда он вышел из парадной, никакой слежки не заметил.

И день у него прошел совершенно обычно.

Вот только на следующий день, возвращаясь с суток, он обнаружил в почтовом ящике очередной комплект сектантской литературы. Кирилл свернул «Сторожевые башни», чтобы выкинуть их в мусоропровод, как вдруг что-то привлекло его внимание.

На обложке одного из журналов было приписано фломастером: «Господь любит удачливых!»

Санкт-Петербург,

сентябрь 2009 г.

Мария. Она не любила свое имя, придуманное как-то поспешно. Ей казалось, имя наложило отпечаток на всю дальнейшую ее жизнь. Обыкновенное детство. Отец — хорошо зарабатывающий и вечно занятой. Мать — числящаяся где-то на грошовой работе, рано приходящая домой, хлопочущая по хозяйству или от безделья заседающая у подруг. Летние выезды на базу отдыха. Обыкновенное счастливое детство. Иллюзия.

И в один миг эта иллюзия рассыпалась как карточный домик, когда у себя на стройке погиб отец. Мать, перед которой никогда реально не стояла задача обеспечения семьи, впала в отчаяние. Пенсии по потере кормильца катастрофически не хватало. Мать начала пить. А потом из водоворота пьянок вынырнул «дядя Ваня». Вынырнул и остался. Стало страшно находиться после школы дома, даже закрывшись в своей комнате. Подруг не было. В школе не ладилось.

Хотя большинство учителей было осведомлено о тяжелом положении Маши, они, не смущаясь, ругали ее перед всем классом за невыполненные домашние задания, невыученные уроки и даже за неопрятный вид. Маша старалась не оставаться в доме лишнюю минуту, да впрочем это было и незачем, ведь в ванной давно перевелось даже мыло, а содержимое холодильника обычно составляли только бутылки. Не сдохнуть с голоду помогала сердобольная старушка-соседка, но сидеть у нее до позднего вечера и смотреть вместе с ней «мыльные оперы» по телевизору, ожидая, когда дома все напьются и отвалятся дрыхнуть, было невмоготу. Школа — квартира соседки — магазин — квартира соседки — прогулка. Почти два года. Долгие часы бесцельного хождения по городу. Серому, дождливому и беспросветному, как жизнь.

От прогулок по своему району ей становилось не по себе, и она все дальше и дальше уходила от дома в сторону центра.

В своем районе она чувствовала непонятно откуда исходящую угрозу. И еще боль. Обычно она смотрела куда-то внутрь себя, в свои воспоминания и переживания, и не придавала значения окружающему, как будто город вокруг был не живой, а нарисованный пастельными мелками на сером картоне.

Но однажды ее взгляд вдруг метнулся вовне. Что же вывело ее из привычного состояния? Маша повернула голову вправо и вспомнила мимолетное ощущение, что в этом месте картонный город будто бы долго терли жесткой старательной резинкой, и он стал тонким, но недостаточно, чтобы заглянуть сквозь него. Она огляделась. В том месте, куда она смотрела, была арка, выводящая в маленький неухоженный дворик с плешивым газоном, парой изрядно поломанных скамеек и кучками мусора возле них. Как будто ничего интересного. Двор оказался пустым, и Маша зашла и села на скамейку лицом к арке. Перебрав воспоминания, она с удивлением отметила, что уже проходила мимо таких мест, только в этом «картон» был протерт намного сильнее. И в первый раз за последние два года она поймала себя на том, что ей это интересно, но, как она ни старалась, вновь поймать картинку ей не удавалось.

На следующий день Маша снова пришла в этот дворик и села на ту же скамейку. На этот раз двор не был абсолютно пуст. На соседней скамейке обнаружился дедуля, читающий газету, а около него пожилой фокстерьер лениво гонял пару не менее ленивых голубей вокруг припаркованного «жигуленка». Проразмышляв с часик, Маша осознала свою вчерашнюю ошибку.