Ольга Чигиринская - Человек с вантузом

— Не надо, — всхлипнула Ольга. — Я сама.

И вновь коснулась Ингиного лица холодной бесплотной рукой.

И снова это было как воспоминание — ночь, маленькая кухня в «хрущёвке». Ольга надела лучшее, что у нее было и сделала прическу, и сейчас она обнимала и гладила по голове зареванного долговязого подростка, в котором безошибочно угадывался нынешний Ярослав, такой же костистый и жилистый. В Ингу вошла память о бессонных ночах над учебниками и горластым засранцем, о торопливых сборах утром в детский садик, об одежде, из которой это чучелко начинало выпирать, кажется, сразу по выходе из магазина, где покупали на вырост… Долговязый птенчик, плод скороспелого студенческого романа, нескладный, не пробивной, не хватающий с неба звезд, даже не красавец — не в отца пошел, что ж ты будешь делать, только любить и остается. Одно счастье — здоровый, как конь…

И было в этих ласках больше безысходной усталости и тоски, нежели материнской любви.

И была в них неистовая борьба с собой, потому что прижималось к ней теплое молодое тело, в котором пульсировала горячая чистая кровь. Можно же и не убивать, растянуть удовольствие. Пить потихоньку.

Она ненавидела себя до тошноты и сделала бы все сама, но знала, что не сможет, пороху не хватит.

— Всё нормально, Ярик, — приговаривала она. — Успокойся, не переживай. У тебя всё получится.

— Мама, я не могу! Давай завтра.

Она скрипнула зубами. Ну что за размазня, ей-богу! Почему он не понимает, как ей дается каждый день, а?

— У нас уже целый месяц «давай завтра». Сил никаких нет.

Открыв холодильник, она достала пакетик, забракованный на станции переливания крови. Поморщилась.

— Опять желтушник какой-то грёбаный попался… Ярик, ну неужели тебе маму не жалко? Я так больше не могу: мало того, что отбракованную дрянь сосать приходится, так ещё и вот-вот сорвусь!

— Я поступлю в другой город, я в армию пойду… мама, только не умирай!

Ольга бросила пустой пакет в мусорку. Обычно она экономила, отпивала на треть, не больше — стырить кровь не так просто, а приходилось же таскать и для Каменева, вот же паскуде как фамилия подошла, камень и есть…

Ингина память подсказала: Сиднев. Конечно, он же вынужден менять личности, он же не стареет…

— А я на ком-нибудь другом сорвусь? — снова вторглась в разум Ольгина память. — Спасибочки большое. Давай, Ярик, возьми себя в руки. Ты мужик или нет?

Она легла на стол, взяла руку сына, сжимающую кол, и приставила к своей груди. У Ярослава в глазах стояли слёзы. Он шмыгнул носом, вытер сопли тыльной стороной кулака, чуть не въехав себе колом в глаз, ну что за кулёма! — дрожащей рукой поднял молоток и, зажмурившись, врезал по колу.

Промахнулся, попал себе по руке и матери по груди. Ольга взвилась.

— Руки-крюки! Ты можешь хоть что-нибудь сделать как следует?! Или всё самой?!

Ярослав с яростным криком подхватил упавший кол и с силой всадил его Ольге в грудь.

Была секунда без боли. Ольга смотрела на торчащий из ее груди кол и не верила своим глазам.

Потом была секунда боли — ужасной, заглушающей и затмевающей все. Ольга смотрела на сына и ненавидела его в эту секунду.

А потом кол со стуком упал на пол, а её тело осыпалось прахом на стол, она же продолжала стоять и потрясенно смотреть то на призрачный кол, торчащий из теперь уже призрачного тела, то на Ярослава.

Разочарование и горе было невозможно описать словами, и Инга даже не пыталась.

Как и в прошлый раз, погружение в чужую память не повлияло на способность оценивать ситуацию и действовать. Воспоминание было страшным и пробирающим до печенок, но всего лишь воспоминанием, и когда Ярослав, пользуясь мгновенной заминкой, двинулся было вперед, Инга отступила на шаг и направила револьвер ему в корпус.

Ярослав замаскировал свое поползновение к револьверу примирительным жестом.

— Я предлагаю вам подумать вот над чем, — сказал он. — Если вы убьёте меня, вам придётся расчленять мой труп в ванной и куда-то девать останки. Если вы убьёте его, вам останется только смести прах на совочек и высыпать в унитаз.

— У меня другое предложение. Вы, все трое, убираетесь отсюда к чертям собачьим.

Троица переглянулась. Общее мнение высказал, как ни забавно, Сиднев.

— Похоже, мы, все трое, находим это предложение неприемлемым. Инга Александровна, мне крайне неловко, но я нарочно сломал кран, чтобы заманить этого слесаря печального образа и наконец-то закрыть вопрос. Мне не нравится, когда сантехники почем зря убивают моих миньонов.

— А мне не нравится, что эта падла ещё дышит! — Ольга ткнула пальцем в вампира.

— А мне не нравится, что вы со всем этим вломились в мой кабинет. И так уж вышло, что револьвер у меня, — Инга чуть качнула своим «ультима рацио».

— И вы решитесь пустить его в ход? И потом иметь дело с властями? — улыбнулся Сильвестр.

— Если вы убьёте его, вам не придётся иметь дело с властями, — настойчиво сказал Ярослав.

Глаза Сиднева вдруг почернели, белок — налился кровью. От этого взгляда где-то внутри Инги возникла посасывающая тошнота, как при падении.

— Отдайте револьвер! — сказал Сиднев странным голосом, таким, словно в груди у него был колодец метров пять глубиной. С осклизлыми стенами и трупами дохлых крыс.

Инга стряхнула наваждение и на всякий случай сказала про себя Трисвятое. А вслух она сказала:

— А это уже форменное свинство.

Сильвестр мигнул, глаза снова стали нормального цвета.

— Согласен. Но попробовать стоило. — Он вздохнул. — Не ожидал от вас. Современная женщина, кандидат наук, психотерапевт — а в Бога веруете.

Вера Инги сводилась к тому, что она знала, понимала и разделяла основные догматы, а также помнила наизусть основные молитвы и произносила их по настроению. Когда-то она даже пыталась воцерковиться, но поиски священника, равнодушного к юбочно-платочному вопросу, затянулись и Инга остыла.

Но когда тебя берут в заложники охотник на вампиров и призрак, сама ситуация не располагает к скепсису, и Инга поняла, что с самого начала, дочитав «Верую», ждала какой-то пакости в этом духе.

— Какая досада! — она тоже решила включить режим сарказма.

Сильвестр резко бросился вперёд, но Инга отскочила назад, к ванной, и сделала то, чего сама от себя не ожидала.

Она бросила револьвер в унитаз и спустила воду.

Сильвестр на миг оторопел.

Ярослав не терял ни мгновения: он схватил с пола кол, бутылку — видимо, святой воды, и прыгнул на Сильвестра сзади.

Сильвестр успел развернуться к нему и защититься рукой, поэтому кол пропорол плечо, а бутылка пришлась в лоб. Пролившаяся на его лицо жидкость действовала как действовал бы кипяток: кожа мгновенно покраснела и пошла волдырями, Сильвестр схватился за лицо и упал. Несколько капель упали на Ингу, они оказались мокрыми — и ничего более. Видимо, вправду святая вода.