Владислав Крапивин - Прохождение Венеры по диску Солнца

«Эй!.. — окликнула мальчика решительная Ташка. Тот остановился и поднял голову. Лицо у него было славное и вроде бы не испуганное.

«Ты кто? Ты рыцарь или паровозик?» — спросил Матвейка, и это получилось не сипловато, как всегда, а звонко и весело.

Мальчик не удивился вопросу.

«Я сперва играл в Спартака, а потом увидел рельсы и превратился в паровозик», — негромко, но отчетливо сказал он снизу. Запрокинув лицо он смотрел на незнакомых ребят.

«Интересно, какими мы ему видимся оттуда? — подумала Инка. — Главным образом подошвы. А лиц, наверно, он и не разглядит как надо…

Но мальчик, видимо, разглядел. Как надо. Потому что вдруг растянул в улыбке губы и засунул меч за широкий ремень, надетый поверх зеленых трусиков с желтыми лампасами.

«Иди к нам», — сказал Брис.

«Ага, я иду…» — И мальчик стал забираться по тропинке на склоне овражка.

«Спорить могу, что его зовут каким-нибудь модным навороченным именем», — сказал ворчливый Баллон. — Какой-нибудь Бенджамин или Крутислав…»

«Баллон, я тебя убью».

«Вот увидишь…»

«Давай спорить. Если нормальное имя, ты отдашь мне одного пластмассового гномика», — предложила Ташка.

«Да я и так отдам, хоть всех…»

«Так не интересно», — вздохнула Ташка.

Мальчик подошел, встал за спинами у сидевших. Матвейка и Ташка раздвинулись.

«Садись», — сказала Ташка.

«Ага, я сяду…»

Он повозился, вытаскивая меч из-за пояса. Положил его рядом, а звякнувший щит — у себя за спиной.

«Осторожнее, не сыграй вниз», — сказал Брис.

«Ага, я не сыграю…»

«Хочешь яблоко?» — спросила Инка.

Он мигнул чуть удивленно, поглядел на нее из-за Матвейки.

«Ага, я хочу…» — подумалось всем.

«Я… да, спасибо», — полушепотом сказал мальчик.

Инка передала ему, желтое, гладкое, как солнышко, яблоко.

«Спасибо…» — тем же полушепотом сказал мальчик. Поднес было яблоко к губам, но кусать не стал, раздумал. Постукал им о коленку. Потом взял яблоко на ладонь, погладил мизинцем.

«Как тебя зовут, паровозик?» — спросил Брис.

Мальчик, нагнувшись, посмотрел направо, налево. На каждого. Опять погладил яблоко. И сказал очень серьезно:

«Меня зовут Вовка».

Все стали смотреть на Баллона.

«Ну и что? — не растерялся Баллон. — Тоже неплохо»…

— Вот теперь все, — сказал я. — Конец моей истории…

С минуту мы шагали молча. Потом Вовка заметил с одобрением:

— Ты этот конец как по книжке прочитал.

— Потому что это финал. Я его запомнил почти наизусть.

— А всю историю? Не запомнил наизусть?

— Нет, конечно!.. Да и зачем?

Вовка пнул валявшийся на асфальтовой дорожке огрызок огурца (наверно, тот был горький).

— Вань, а «Вовку» ты придумал только сейчас. Ради меня. Да?

— Еще чего! Просто совпадение! Это же самое обычное имя! — заспорил я. Кажется, излишне горячо, потому что на самом деле мальчика звали Стасик. Стас… Что поделаешь, не таким, как хотелось бы, стал мальчик-паровозик, когда вырос…

Улица Лесорубов изогнулась и вывела нас опять к заросшему логу. На той стороне лога торчал кривой телеграфный столб — с роликами на двух перекладинах, но без проводов. На верхней перекладине сидела растрепанная ворона. Вовка вытащил монокуляр и посмотрел на ворону. И вдруг сказал:

— В твоем рассказе есть одна неточность…

— Подумаешь! — откликнулся я слегка уязвленно. — Там не одна, а тысяча неточностей. Потому что выдумка…

— Я не про выдумку, а про Венеру. Ты сказал, что, когда глядели в секстан, Венера была на верхнем края Солнца. А сейчас, когда мы наблюдали, она была на нижнем…

— А вот здесь ваша придирка, сударь, необоснованна, — заявил я голосом Лидии. — Вы не учли одно обстоятельство.

— Какое?

— В секстане астрономическая трубка. Она дает перевернутое изображение, как в телескопе.

— А зачем?

— Не зачем, а просто такой эффект оптического прибора. В биноклях и подзорных трубах есть специальная система обращения, а в телескопах она ни к чему. Для астрономических расчетов неважно, что светило или созвездие находится в поле зрения вверх тормашками…

— Во как… — слегка растерянно сказал Вовка и почесал монокуляром затылок. Снова посмотрел на ворону, и мы пошли тропинкой по берегу лога. Вовка начал насвистывать, и я вдруг угадал в этом свисте песню про гитариста Васю Опарышева:

И в каком же бою это, барышня,

Потеряли вы руки свои?..

Мне это не понравилось, тревожно стало. Но Вовка оборвал свист и глянул на меня через монокуляр, повернутый задом наперед. Я сразу представил, каким крохотным он меня видит. И рассматривая меня таким образом, Вовка спросил:

— Вань, а никак нельзя раздобыть тот журнал, в котором ты написал свою повесть?

— Ты что! Я же сказал: бросил в кочегарку…

Вовка непонятно хихикнул:

— Я где-то слышал, что рукописи не горят…

— Эрудированный мальчик… Видел бы ты, как она горела!

Вовка снова затолкал монокуляр в карман у колена и подтянул штаны, потому что они съехали от тяжести.

— А та дискета… Ты с нее точно стер запись?

— Ну конечно же! — Я скрутил в себе непонятное раздражение. — Стер, а потом записал туда текст реферата профессора Боулинга «Аномалии гравитационного поля в сфере двойных звезд»… Кстати, абсолютно дурацкий реферат. И к тому же меня все эти темы очень скоро перестали интересовать… Надо бы давно очистить все дискеты от этой муры, да руки не доходят…

— Зря, — сказал Вовка.

— Да… Ну, как-нибудь займусь.

— Я не про очистку, — сказал Вовка и снова поддернул штаны. — Зря стер свою историю.

— Я же не нарочно… А теперь понимаю, что все правильно получилось. Перст судьбы. А то взялся бы перечитывать и опять вообразил бы себя Гайдаром или Брэдбери…

— Ну ладно… А то я подумал…

— Что? — спросил я с непонятной для самого себя подозрительностью.

— Я подумал… Только ты не злись… Подумал, что ты, когда смотрел на Венеру, загадал: пускай, мол, отыщется эта повесть…

— Боже мой, да как она отыщется?! Нету ее в природе!

— Я же просил: не злись…

— Я не злюсь, но…

— А тогда что ты загадал? — перебил Вовка. И глянул то ли с лукавинкой, то ли с беспокойством. — Можешь сказать?

— Не могу.

Я в самом деле не мог. И неловко было, и почему-то казалось, что Вовка может не одобрить меня. И сидело в душе суеверное опасение, что если расскажу про загаданное желание, оно не сбудется.

— Ну и не надо… — Вовка надул губы.

— Вов, я правда не могу… Это же нельзя. Можно сглазить.

— Подумаешь… Сам говорил, что Матвейка и Ташка не боялись признаться друг другу…

— Это они по малолетней наивности. А если всерьез, то не полагается… Да ты и сам догадаешься, если желание сбудется.

Он как-то поскучнел, зевнул и сказал пренебрежительно: