Мария Артемьева - Темная сторона российской провинции

— Началось, — сказал старик. — Бегите!

Он оттолкнул Олега, отобрал у него ружье.

— Ну?!

Олег стоял, глядя на старика. Алешка подбежал, схватил его за руку. На глазах у него были слезы.

— Поздно, — сказал Кравцов. Голос у него стал хриплым, язык еле ворочался во рту. — Она здесь. Не оглядывайтесь. Закройте глаза.

Алешка почувствовал ледяное дыхание позади себя, крепче вцепился в горячую руку дяди Олега и зажмурился. Олег смотрел на Кравцова, в его расширенные до черноты зрачки: выстрелит или нет? В любом случае, игра проиграна.

Притянув к себе дрожащего Алешку, он обхватил его, прижал к себе, спрятав, укрыв, как мог, руками его голову и зажмурился.

Ожидал выстрела. Но тут что-то коснулось его плеча — и будто насквозь промерз он, застыл, не в силах пошевелиться.

— Нет, Агафья! — услышал он голос старика Кравцова. — Не трогай этих. Они не по своей воле. Заблудились люди. Мальчишку пожалей! Агафья…

Прогремел выстрел. Громовое эхо прокатилось по тайге. Заорали и разлетелись, хлопая крыльями, стаи перепуганных уток с озера. Порыв ветра, подобный ударной волне, опрокинул Олега и Алешку, потащил по мокрому берегу и швырнул о замшелый могильный камень. От удара оба потеряли сознание.

Когда очнулись и открыли глаза, в небе уже разгоралась заря. Они лежали на берегу реки, в том месте, где была их последняя стоянка и где в кустах багульника они, уходя, спрятали лодку.

Старик Кравцов исчез.

Спустя три дня, когда Олег с Алешкой выбрались вверх по реке к поселку, они не нашли его и там.

После некоторые бывалые люди говорили Олегу, что все странные и ужасные приключения, которые они с Алешкой пережили в тайге, вероятнее всего, объяснялись одной крайне неприятной в своей банальности причиной, а именно: остановившись неподалеку от зарослей багульника, они надышались испарениями этого необыкновенно пахучего растения, издавна называемого в народе — «болотная одурь».

Все части багульника ядовиты, а при сильной концентрации или длительном воздействии его дурманящий аромат способен вызывать не только головную боль, но и галлюцинации.

Олег не спорил с этой версией. Но и не соглашался. Никакие версии не могли объяснить, что случилось со стариком Кравцовым, с его друзьями — Кириллом и Максимом. Судьбы их так и остались неизвестными.

Как и судьбы многих других, кому довелось однажды заглянуть в самое сердце тайги.

Место не установлено

Когда предстоит выход на маршрут, весь альплагерь заводится беспокойным броуновским движением: ребята получают на складе и подгоняют снарягу, начальник учебной части с инструкторами сверяют карты и схемы, обговаривая детали на рабочих планерках и совещаниях. Все бегают, суетятся. Альплагерь становится похож на разворошенный муравейник.

И только один не принимает участия во всеобщем оживлении: сторож Рустам.

Его никто не называл в лагере иначе, чем по имени. Рустам не обижался, хотя уже в 1986 году возрастом был постарше и начлагеря, и начспаса [15] Начальник спасательной команды. вместе взятых.

Выдубленная горными ветрами и солнцем коричневая кожа натягивалась на Рустамовом теле туго, нигде не обвисая, не собираясь в складки, и лицо старика издали выглядело почти молодым. Однако вблизи глаза выдавали его — темные, как вода ледникового озера осенью, и веяло от них таким холодом, что сразу понимал любой, даже самый наивный новичок: нет в здешних горах ничего такого, чего не повидал бы уже этими глазами сторож Рустам.

Он давно жил при лагере и помнил фамилии всех начальников и всех начспасов, сменявшихся на своих постах с самого года основания базы.

Рустам из тех одиночек, у которых страсть к горам побеждала и переламывала все равнинное, все человеческое: ни семья, ни работа, ни жена, ни дети, ни дом — ничего внизу, из нормального мира, ими не ценилось, ничего им не требовалось. Горы заменяли всё.

Угодив однажды на восхождении в снежную лавину, Рустам с трудом выжил, лишившись ступни и нескольких пальцев на руках. Но страсть к горам держалась в нем куда надежнее конечностей, так что даже потеря периферийных частей тела не подточила ее, не разрушила.

Занимая в лагере должность на полставки и крохотную конурку в инструкторском корпусе, практически на птичьих правах, Рустам был в лагере такой же константой, что и окружающие базу снежные пятитысячники. [16] Горы высотой 5000 м выше уровня моря.

Новички бессмысленно роились на поляне перед столовой, ожидая разрешения начлагеря на выход. Они шумели и веселились, рассказывали анекдоты, подкалывали друг друга и в шутку боролись.

Не обращая на «мелюзгу» внимания, Рустам сидел на крыльце инструкторского корпуса и, прищурившись, наблюдал, как курится снежный дымок над главной вершиной горного хребта.

То, что он разглядел там, ему не понравилось.

Он окликнул пробегающего мимо начспаса вопросом:

— Сергей! Ты подписал выход для четверочников? [17] То есть альпинистов, намеревающихся идти маршрут 4-й категории сложности.

— Да, — удивился начспас. — А что?

Он остановился и подошел к Рустаму.

— Отмени. Погода ненадежная, — сказал Рустам и, вытянув коричневый палец, указал на самую высокую вершину хребта.

— Видишь, «флаг» змеится.

Ветер, постоянно сметающий снег с верхушки горы, заметно для острых Рустамовых глаз струился, перекручивая снежные потоки, заплетая вправо и влево отдельные вихри, мотая их из стороны в сторону, словно пьяный, не уверенный в выборе направления.

— Буран будет, — заключил Рустам.

Начспас глянул вверх, куда указывал старик.

Человек молодой и свежий, современной городской формации, он больше привык полагаться на приборы, чем на свое, далеко не орлиное, зрение.

— Из центра дали погоду, — мягко, не желая обидеть Рустама, возразил Сергей. — Я проверил сводку: погода отличная. Затишье. На целых три дня.

Пожав плечами, добавил:

— Да и идут-то они всего лишь четверку «б». Ребята боевые, крепкие. Сбегают на вершину по-быстрому. Только туда и обратно — и все! У них даже девиц в группе нет. Мальчишник!

И он заулыбался.

— Отмени выход, — сказал Рустам. На дубленом лице инвалида даже тени ответной улыбки не мелькнуло. — Иначе дело плохо кончится.

Начспас задрал брови. Поглядел еще раз на сторожа, на дальнюю гору.

Снежный флаг стоял над вершиной, как ему виделось, надежно и прочно, воткнутый в белые гребни, словно дымовая труба в крышу.

«И где он там разглядел, что флаг змеится? — подумал начспас и пожал плечами. — Нравится старику командовать, всех нас желторотиками выставлять — вот и чудит!» — решил он.