Юлия Сергачева - Горелом

Я — волнолом… Нет, не так. Я — СКАЛА. Незыблемая, нерушимая, способная разбить волну любой силы и плотности… Даже если эта волна полна мертвого, черного льда…

Вздох… Удар… Тьма… Черная глыба разлетается. Осколки шрапнелью несутся прочь, расходятся веером, накрывая остров, реку, часть города… Вздрагивает далекий Замок.

На некоторое время Ян лишается способности адекватно воспринимать происходящее.

…Наверху громко хрустнуло, когда ошалевшие люди снесли-таки одну из арок и кинулись в пролом, тут же вновь намертво закупорив путь наружу.

…катится по скамейке полосатый, красно-желтый стаканчик, оставляя за собой темную дорожку.

…женщина сгорбилась на краешке скамейки, прижав сумку с оторванной ручкой.

…один из футболистов бредет через поле, подволакивая ногу.

…на экране ярится красками рекламный ролик — тропический остров, яхта, солнце.

— …Ян? — растрепанная Дина присела на корточки и заглядывает снизу вверх. — Пойдем, а? Кажется, уже все…

Что «все»? Ян обалдело оглядывается. Стадион выглядит прежним, умерено истерзанным, как всегда после матчей, только одна трибуна исковеркана. Ветер гоняет мусор, солнце выпаривает липкие лужицы от разлитого лимонада. Кто-то потерянно сидит на скамейках, кто-то плетется по лестницам. Последние уже немногочисленные зрители втягиваются в выходы, словно вода в стоки. Где быстрее, где медленнее… Правда зеленый ковер на поле разворочан бороздами, а на дорожке стоит, невесть откуда взявшаяся, полицейская машина. Возле нее суетятся люди в форме, кого-то заталкивая внутрь.

Но ощущение катастрофы сгинуло.

«…Счастье в нашем мире уравновешено несчастьем. Качаются весы, отмеряя каждому свою долю. Дробя несчастье на куски, рискуешь и счастье получить в обмен мелкое, затертое, как грош. Радость вроде, да на один леденец…»

Они уже поднялись к воротам, где еще толпилось множество возбужденного народу, однако в целом соблюдалось некое подобие порядка. До тех пор пока женщина не заверещала истерично:

— Вон он! Он! Горелом!

Притихшая было толпа, вновь всколыхнулась, пытаясь извернуться сама в себе. Одни ринулись назад, другие, наоборот, вперед. Ян все еще толком не пришел в себя, так что даже испугаться не успел. Людские потоки вновь закрутились, их с Диной растащило в стороны.

— Да вон же он! Я видела, он побелел и что-то шептал!

Пожилая женщина с багровыми от жары и напряжения щеками и с размазавшейся вокруг глаз тушью тыкала пальцем, обвиняя. Окружающие вертели головами. Кто-то плакал. Ян заметил поодаль Динино растерянное лицо. Она, кажется, пыталась протиснуться, но ее не пускали, крепко сдавив со всех сторон. Да и его самого стиснули так, что ребра трещали.

— Где?!

— Там! Держите! Все из-за него!

Тетка показывала не на Яна, а куда-то левее. Там нервно запротестовали. Люди перепугано прыснули прочь. На лицах страх был густо перемешан со злобой. Кто-то, из стоявших выше, оступился, повалился на Яна, приложив краем сумки, в которой, судя по звону, лежали бутылки… А может, это у него в ушах зазвенело от удара.

— …о, боже! — причитала Дина, пытаясь остановить кровь, текущую из ссадины на Яновом лбу при помощи не особенно свежего платка и минеральной воды. — Тебе надо к врачу.

От воды лоб щипало, но Ян все равно прижал к ране платок, иначе глаза заливало кровью и идти становилось невозможно. Зато он стал похож на сотни таких же пострадавших, что толклись на солнцепеке и в тени, осаждая машины полицейских и скорой помощи. Кто-то зажимал глаз, кто-то скулу, кто-то баюкал порезанную руку. Отчаянно ревели перепуганные дети. Ошалевшие взрослые нервно прижимали их к себе.

— Где медики?

— Сюда не проехать…

— Так их и на том берегу не видно.

— Чего так народу-то много?

И в самом деле, почему-то казалось, что основная масса бывших болельщиков, вместо того, чтобы разбежаться по домам или больницам, все еще остается здесь, перекатываясь на площади перед стадионом. По Журавлиному мосту вроде бы тек людской поток, но слишком тоненький. А лодки не успевали уносить желающих. Зато прибывшие с дальних мостов автобусы, набитые пассажирами, по-прежнему стояли на стоянке возле стадиона. Да и машины скорой помощи не пытались увезти пациентов. Вместо этого разраженные врачи отгоняли страждущих от уже переполненных салонов, а водители, как один, забрались под крышки капотов едва ли не с ногами.

— Чертовщина какая-то, — пробормотал растерянно полицейский. — Не работает ничего… — он безнадежно потряс немой рацией.

— Ну, а я что говорил! — с некоторым победным злорадством парень в кепке выставил кулак со смартфоном. — Заглохло все!

Дина настойчиво потянула Яна к берегу. Ни одной из прогулочных лодок уже не осталось, только маячило несколько моторных. Их пытались оживить, но тщетно. Спешивший мимо широкоплечий человек в разорванной куртке, глянул мельком, двинулся было мимо, но вдруг сбавил шаг и обернулся, всматриваясь внимательнее.

— Хмельн?

Ян мучительно попытался сосредоточиться. Перед глазами все основательно плыло, а пот вперемешку с кровью склеивал ресницы. Но приметные брови егеря Каппа он все же узнал.

— Кто это вас так? Впрочем, неважно. Идемте, у нас есть лодка, перевезем вас в город.

В лодке кроме них с Диной оказалось еще четверо — хмурые, молчаливые, они сосредоточенно отводили взгляды. У одного из гребцов на скуле белел свежий пластырь. На дне лодки из мятого пакета торчала связка просмоленных факелов. А Ян думал, что они паяльные лампы предпочитают… Или огнеметы?

— У вас только весла? — поразилась Дина, когда судно отчалило. — Егерская служба экономит на бензине?

— Сегодня, похоже, масса народу сэкономит на бензине, электричестве, мобильной связи и прочем, — пробормотал, с пыхтением, один из гребцов, налегая на весло.

— А что стряслось-то?

— Колдовство, — в сердцах отозвался егерь с носа лодки. — Ничего не работает.

Волна увесисто шлепнула о борт, когда какой-то мужчина совсем рядом сиганул с берега в воду, и поплыл размашистым кролем.

Капп устроился возле Яна, покосился, и негромко произнес:

— Их там было так много, что мы и представить не могли. Десятки среди зрителей. Кого засекли — уничтожили, но… Они с ночи готовились, пустили по полю и по трибунам «мертвый хоровод» …

Вот оно что! Ян вспомнил темный круг на зеленом ковре, и на трибунах. Говорят, это большая редкость, когда вымры, повинуясь то ли злой воле, то ли инстинктам, начинают объединяться. Ненадолго, всего лишь чтобы сплясать страшный хоровод. После такого хоровода земля становится хрупкой и твердой, как стекло и больше не плодоносит. Такие танцы не сулят ничего хорошего и людям.