Наталья Федина - Дело о головке сыра

— Я бы съела сейчас даже сыра, — призналась я.

— Ты не любишь сыр? — удивился Филипп. — Ненормальная. Я бы ел целыми днями.

— Как тебя зовут на самом деле? Самое первое имя…

— Филипп. Филипп Русло.

— Как ты стал вампиром?

— Разговоры по душам?

— Ага.

Если вы сидите в темной могиле бок о бок с незарегистрированным Темным Иным, готовым вас сожрать, и только заклинание не дает вам умереть от недостатка воздуха, а плеер сдох, это располагает к задушевным разговорам, знаете ли.

— Я родился на Сардинии. Моя семья владела сыроварней.

— Так ты не аристократ? И даже не француз? — удивилась я и сама себя мысленно высекла: ну вот обязательно надо ляпнуть банальность, да? Если вампир с четырехсотлетним стажем, то, конечно, дворянин, а как иначе-то. Впрочем, что хотеть от девочки, инициированной полгода назад. Для других Иных я младенец.

— Нет, но мы были довольно богаты. Особой популярностью пользовался могильный сыр — мы продавали его туристам.

— Как это?

— О, это очень интересно! — Филипп за стенкой оживился. — Сейчас расскажу. У тебя крепкие нервы?

— Я сижу в склепе, разговариваю с вампиром и скоро умру, — мрачно сказала я. — Выдержу уж и твою историю. Валяй.

Фишкой семьи Русло был могильный сыр — червивый Casu Marzu.

Рецепт прост: овечий сыр пекорино протыкают палочками, смоченными в прогорклом оливковом масле. Сырные мухи откладывают в дырочки яички, личинки прогрызают сыр, и он начинает плакать «слезами» lagrima. Деликатес! Мягкий, как густые сливки, ну или… как «Филадельфия». Очень нежный и действует лучше всякой виагры. Острый, ни с чем не сравнимый вкус. Сыр просто горит во рту. Или язык щиплют червячки? В хорошем сыре всегда живые личинки, сырные попрыгунчики.

— На что похоже по вкусу? — мужественно спросила я, стараясь сдерживаться.

— На макароны с сыром. О-о, это настоящая протеиновая «бомба»!

— Мухи — переносчики болезней. — Нет, сдержаться не удалось.

— Да, это удовольствие лишь для экстремалов. Поэтому сыр запрещен и так дорог. Но он очень вкусен, поверь специалисту. Его намазывают на pane carasau — традиционный сардинский хлеб, ополоснутый в воде, и съедают вместе с личинками под бокал красного домашнего вина.

— Бр-р. А почему он называется «могильный»?

— Итальянцы склонны к драматическим эффектам и выдерживают его в склепах. — Я представила, как Филипп разводит руками.

Красивый он все же мужчина… был.

Весной 1614 года юный Филипп пошел проведать сыр и столкнулся в склепе с незнакомцем. Его первая встреча с вампиром была куда менее драматична, чем моя.

Чужак по имени Марко всего лишь попросил сыровара никому не рассказывать о встрече. Филипп пообещал.

— Ты не сдержал слово? Вы не сдержали.

— Сдержал. А он остался жить в склепе. Мы… подружились. Ночами он уходил на охоту, но никогда никого не трогал в наших краях.

— А потом укусил тебя… вас?

— Нет. Потом вампиров в склепе стало двое. Женщина была беременна и была человеком, но умирала. Марко инициировал ее, пожалев. И давай официально перейдем на «ты», бесцеремонная малявка.

— Это она вас… тебя укусила?!

— Ты слушай, слушай. — В голосе Филиппа появилось раздражение.

Я слушала. Можно подумать, мне было еще чем тут заняться!

Вампиры все прибывали. Слава о тихом месте далеко в горах, где можно укрыться от проблем, пронеслась сквозь Сумрак. Филипп никому не отказывал в помощи; он стал своим среди вампиров, не став им сам.

Роды у гостьи, инициированной Марко, тоже пришлось принимать ему. Он хотел принести ребенка в дом и воспитывать, как своего, но тот от рождения оказался Темным. Пришлось вернуть его в склеп.

Тьма опалила Филиппа, но убийцей он не стал. Он приводил к вампирам животных и потерявшихся в горах путников, приезжих, любящих риск и сыр с личинками. Немного крови можно отдать без всякого ущерба для здоровья. Все оставались живы.

Вампиры зависели от Филиппа. Селяне зависели от его предприятия.

По сути, у него было две семьи. А потом все сломалось. Филипп не ожидал, что однажды, не посоветовавшись с ним, инициируют его собственную сестру. И что она будет умолять не трогать обидчика, потому что это не нападение, это любовь. А потом сама выпьет односельчанина.

Вампиров стало слишком много, и, что самое страшное, они начали нападать на людей. Об округе поползла дурная слава. Люди бежали из тех краев целыми семьями, все меньше находилось желающих приезжать за сыром.

От болезни умер отец Филиппа, и молодой мужчина официально стал главой семьи.

Он не справлялся. И он не выдержал. Однажды чиркнула спичка, и пожар убил всех, о ком Филипп заботился много лет. Он сжег всех вампиров, сжег родную сестру, оставил только одного младенца.

— Тот отплатил за это, как смог. Да, меня укусил именно он.

Жизнь Филиппа не особенно изменилась.

Ребенка перевезли в основной дом с забитыми окнами. За Русло закрепилась репутация человека с причудами. Репутация его постепенно восстановилась, а сыр, как и прежде, был лучшим на Сардинии. Ребенку удалось дать хорошее воспитание.

Кстати, это была девочка. Филипп назвал ее в честь матери — Лилит.

Вампир Филипп Русло приспособился к новой жизни.

Жители бежали из села, а значит, самому ему не было резона уезжать. Перед туристами он выдавал себя сперва за собственного сына, потом внука, потом правнука.

Покупатели сыра были отличной пищей.

Лилит познала мужчину в пятнадцать и, как и положено, перестала взрослеть.

К сожалению, развитие ее остановилось тоже. Двести лет подряд она оставалась капризным ребенком, не признающим правила. Кусала всех человеческих женщин Филиппа — туристок, с которыми он заводил интрижки, а он только улыбался. Бамбино, что с нее взять. Белла бамбино.

В возрасте 215 лет Лилит сбежала из дома. В Россию.

— Случилась любовь? — понимающе спросила я.

— Она, — вздохнул вампир. — Ты, конечно, была влюблена.

— Конечно, нет. Никогда. Ни разу.

Однажды на Сицилию приехал черноглазый русский, с ним и сбежала маленькая Лилит.

Еще через двести лет горлинка принесла письмо с отчаянным: «Спаси меня».

Филипп не мог отказать своей бамбини.

Кроме отчаянной инфантильности, у Лилит была еще одна проблема. Она фанатично, бешено, безоглядно хотела иметь ребенка, но у нее не получалось. У нее был бзик, что как «истинный» вампир, не укушенный, а рожденный вампиром, она должна улучшить породу.

Но природа оказалась мудрее и не позволила.

И Лилит потеряла разум. Но хитрость — не потеряла. Лилит отправилась в город, свободный от колдовства, где ее не мог обнаружить ни один Дозор.