Ким Харрисон - Бассейн с нежитью

Смущенная, я сделала глоток, затем выплюнула его обратно в чашку.

— Я даже не нравилась ему до недавнего времени.

— Нравилась? — Тритон взмахнула ручкой в воздухе, и ее волосы взлетели волной вокруг головы. — И когда это отсутствие симпатии мешало хорошему сексу?

— Почему все предполагают, что я занимаюсь с ним сексом? — сказала я раздраженно.

— Потому что он эльф, дорогая, а эльфы очень хороши в этом. — Тритон посмотрела на расстоянии на Ала и Трента, она сморщила лоб, когда Ал толкнул Трента, прижав того к скале и шепча в ухо угрозы. — Почему, как ты думаешь, Ал провел столько времени с этой эльфийкой? Кери, так? Это не потому что он любил ее. Ох, подожди секунду, именно потому… — Ее глаза расфокусировались, а затем снова прояснились. — Чай отвратительный. Есть печенье.

Я посмотрела на тарелку печенья, которая отсвечивала в реальности, открыв рот, я поняла, что они все еще были мягкими и почти теплыми, и что я могла ощущать слабый намек на шоколад под тяжелой вонью жженого янтаря.

Тритон взяла печенье и размахивала им, пока говорила.

— Это не секс, это магия. Ты пробовала ее. Я вижу это в тебе. И я молюсь, чтобы ты не была опьянена этим настолько, чтобы попасться.

Встревоженная, я посмотрела через разбитую землю на Трента, вызывающе стоящего под разглагольствованиями Ала.

— Эльфийская магия — сладкая, сладкая зависимость, — сказала Тритон тихим голосом, едва дыша, наблюдая за Треном с пугающим желанием. — Ты думаешь, что она не требует платы, потому что нет копоти, но она всегда требует компенсации. — Ее черные глаза посмотрели на меня. — Их Богиня — обманщица. Если хочешь привести себя к ней, можешь сразу покончить с жизнью. Не будет ничего кроме страданий и предательств за предательствами, пока не наступит мучительный конец, пока она, смеясь, не заберет твою душу, чтобы сделать себе новые глаза.

Я подумала о моем сне с тысячами фиолетовых глаз и крыльев. Я медленно откусила печенье, интересно, откуда она их взяла.

— Ты, эээ, знаешь о Богине?

— Конечно, знаю. Я была там, когда мы убили ее.

Наклонившись вперед, я отряхнулась от крошек.

— Значит, она настоящая?

— О, она настоящая. Единственная причина, по которой мы выиграли у эльфов, состояла в том, что мы убедили их, что она не была настоящей. — Она указала своим печеньем на меня. — Эльфа, который не верит в свою магию, можно перехитрить. Тот, кто верит, будет всегда выживать. Вот почему Ал расстроен, что дикая магия выходит из твоей лей-линии. Вместе с верой она сильнее, чем демонская магия, хотя никто не захочет в этом признаваться.

Я обдумывала это, когда она поместила печенье в рот и откусила кусочек. Она съежилась, как будто не хотела делать это, а затем замерла, фактически распробуя печенье. Пальцы дрожали, она съела еще кусочек.

— А это отличное печенье, — прошептала она.

— Значит, моя линия протекает дикой магией, — сказала я, глядя на нее.

— Нет. — Быстро моргнув, она трепетно откусила еще раз. — Кто-то вытянул дикую магию из межпространства, а твоя линия маленькая и отдаленная. Ей легко манипулировать. Что ты собираешься с этим делать?

Я думала о мире, где она жила, в котором шоколадное печенье было основанием для благоговейных слез. Это должно было закончиться.

— Узнаю, кто и почему, и скажу им, чтобы прекратили.

— Хорошо. — Она толкнула тарелку ко мне, не отрывая с нее жадных глаз. — Бери еще печеньку.

— У меня уже есть, — сказала я, и она улыбнулась мне.

Ее черные глаза расфокусировались, окидывая взглядом изломанное безвременье, ветер выгнал пыльных демонов из-под камней.

— Ты знаешь, почему Ал держал Кери так долго? Учил ее всему, что знал? — сказала она, когда ее глаза остановились на Тренте и Але.

— Она была рекламой его талантов, как производителя прекрасных фамильяров, — сказала я, зная, что это была ложь, даже если однажды он сам сказал мне это.

— Он пытался найти способ дать ей детей, — сказала она, потерявшись в воспоминаниях. — Сейчас он этого никогда не признает. Убьет тебя, даже за упоминание. Он был в бреду, когда сказал мне это, умирал от сожженной Ку’Соксом ауры. Безумец искал большую часть тысячелетия при помощи магии и науки, зная, что это может быть единственный способ, чтобы она принадлежала ему не просто как рабыня. Подозреваю, если бы ему это удалось, он скорее бы сбросил нас всех в могилу, чем отпустил ее, но когда у него не получилось, он просто… ушел. Потребовалось много времени, чтобы убить его надежды. Мы упрямый народ.

Я отвернулась, не в состоянии выдержать ее пристальный взгляд. Я любила Кистена, зная, что у нас никогда не будет детей. Это, казалось, не имело большого значения, но, предполагаю, когда твой вид бесплоден, дети имеют большую важность. Достаточную, чтобы закончить войну, пожалуй.

— Эльфы опасны, Рейчел, — сказала Тритон, я убрала из мыслей улыбку Кистена. — Чертовски умные. Сильные. Притягательные. И в момент слабости, доверие приводит к нездоровой неосторожности. Когда они практикуют, их магия проникает в каждый уголок твоей души, способная поднять тебя выше, чем ты могла вообразить. Ты уверена, что не спала со своим эльфом и просто забыла?

Загрустив, я покачала головой.

— Он собирается жениться в конце года. — И потом, это не имело бы никакого значения.

— На тебе? — спросила она, шокируя меня.

— Нет, на еще одной эльфийке.

Тритон откинулась на спинку, притянув тарелку с печеньем поближе к себе.

— Много эльфов. Я не понимаю этого. Ты освободила нас от Ку’Сокса, только для того, чтобы поработить нас снова.

Я покачала головой, представив, как это могло бы быть: Трент на моих простынях, его руки на моей коже, ощущение его мышц под моими пальцами. Вздохнув, я стряхнула с себя эту картину, надеясь, что Тритон не смогла увидеть мурашки на коже.

— Он знает, как освободить вас от проклятья.

— И он все еще этого не сделал, — мягко сказала она. — Это не имеет значения. Я не думаю, что теперь мы могли бы оставить нашу тюрьму, даже если бы разорвали стены пространства. Мы как светлячки в банке. Наклонив голову, она взяла стоящую рядом банку и стала ее разглядывать. — В любом случае, что ты делаешь со всеми этими банками?

Обеспокоенная, я посмотрела на Трента и Ала, а она постучала по столу.

— Я присматриваю за ними, — резко сказала она. — Что ты делаешь с банками?

Испытывая жалость, я сказала:

— Это ты была занята теми банками. Пыталась поймать светлячков.

Разочарованная, она откинулась на кресле, отстранившись.

— Я не помню, — выдохнула она, протягивая мне банку. Стекло, казалось, подрагивало в моих пальцах, а она взяла себя в руки, когда отдала ее. — Я так рада нашей беседе.

Я вздохнула с облегчением и каплей беспокойства. Я узнала все и ничего.