Андрей Васильев - Отдел 15-К

Герман шагнул в полутемное помещение, за ним последовала Вика. Кольке было немного не по себе, но показывать он это не собирался, хватит и того, что его мальчиком назвали.

В лавке (а это точно была она — вон прилавок, вон вход в кладовку, вон полки) было холодно. Очень холодно для такого теплого майского дня.

Вика прошептала что‑то и махнула рукой. Возникло ощущение, что она как будто подняла некий занавес — и в помещении, где только что были только они трое, оказалось неожиданно людно. Тут и там стояли и сидели люди, одетые в точности так же, как и статисты на городских улицах, в одежды давно минувшего века.

Хотя, конечно же, это были не люди. Не может быть у живого человека такого льдисто — синеватого цвета лица и сквозь него невозможно увидеть оконный шпингалет.

— Что вам здесь надо? — бесстрастно спросил один из присутствующих, высокий призрак с костистым лицом, одетый в мундир Преображенского полка, причем офицерский — Это наша земля. Это наш город, причем по праву.

— Право вещь относительная — заметил Герман, причем без своей обычной улыбки. Он был вообще непривычно собран и насторожен, таким его Колька не видел никогда — Город? Ну да, слово было сказано, слово было услышано, не спорю. Но люди? Какое право вы имеете на них? Они относятся к нашему миру.

— Они приходят в наш город — возразил призрак — Нет ничего постыдного в том, что мы взяли с вас плату за пребывание на наших землях. Это норма в любом из миров.

— Вы не строили эти дома и эти улицы — Герман покачал головой и повысил голос — Если бы не мы, смертные, здесь бы была… Ну, например — пустошь. Или жилой квартал. И где бы вы все были? Сидели под корягами, как сотню лет до этого? Вы заняли город — пусть так. Но люди — они не ваши.

— Я вообще не понимаю, о каких людях ты говоришь — сложил руки на груди преображенец — Почему во множественном лице? Да, мы взяли одну жертву, девственницу, я, как бургомистр, взял эту кровь на себя, отдав ее жизнь тому, кто доброй волей захотел ее получить. Но нам был нужен Вестник, какой город без Вестника? Но не более того, зачем нам лишние неприятности?

— Даже одна жертва в нынешнем мире — это катастрофа. Лет триста назад на то, что пропала девка никто и внимания бы не обратил — чуть сбавил обороты Герман — Ну, при условии, что она не была бы особой царских кровей. А сейчас — это серьезный инцидент, поверь мне. А если пропало шесть человек, причем одна из них дочка большого генерала — так это уже происшествие такого порядка, что впору в набат бить.

— Что ты несешь? — непонимающе оглядел своих спутников преображенец, который уже совершенно точно был тут самым главным — Какие шесть человек? Какая дочка генерала?

— Он не лжет — внезапно сказала Вика — Он и в самом деле не знает, о чем идет речь.

— Вот тебе и раз — Герман усмехнулся — Бургомистр, сдается мне, что в вашем городе происходит кое‑что, о чем вы и понятия не имеете.

— Оставайтесь здесь — холодно приказал преображенец, его глаза на секунду потемнели и у Кольки захолодело где‑то в районе бедер. Глаза бургомистра города — призрака налились ярко — красным цветом, цветом венозной крови — Я скоро вернусь, и тогда мы договорим.

— Да куда мы пойдем — в голосе Германа снова появилась некая игривость — Если мы генералу его дочку не приведем, то меня с моим подручным в каземат отправят, девушку, что с нами, на портомойню, а город этот сначала с землей сравняют, а потом еще и асфальт сверху положат. То есть — брусчатку. Очень генерал такой… Влиятельный.

— От инфантерии? — уточнил один из призраков, тщедушный юноша, с лица которого даже в посмертии не сошли прыщи.

— От артиллерии — чуть приврал Герман. Хотя… ПВО — тоже по большому счету артиллерия.

— Это очень серьезно — всполошилась дородная дама в платье с рюшами — Бургомистр, вы обязаны…

— Я знаю, что входит в мои обязанности — сухо проскрипел призрак и истаял на глазах.

— Какой суровый — сказал Герман, глядя на даму — Настоящий руководитель!

— Он был военным — пояснила дама — В отставку вышел бригадиром, абшид выслужил, все честь по чести. А потом сын все спустил в карты, и его задушил, пытаясь узнать, где он хранит свои сбережения. Наверх его не призвали, смерть была по большому мученическая, так что внизу ему тоже места не нашлось. Вот он тут и застрял.

— Ишь ты — Герман глянул на Кольку — Что примечательно, дружище — века идут, а суть человеческая, душа его — не меняется.

И все, включая призраков, согласились с оперативником, потому что так оно и есть на самом деле.

Бригадир вернулся минут через пять, злой до невозможности, это было видно по нему — льдистость пропала из его лица, его теперь время от времени освещали какие‑то всполохи, идущие откуда‑то изнутри его призрачного тела.

— Кто последним видел фон Грозена? — мрачно проскрипел он, оглядывая свое окружение — Кто и где?

Герман глянул на Кольку и подмигнул ему. Как видно, дела их шли на лад.

— Я — басовито сообщил крепкий юноша в ярко — красной рубахе навыпуск — Он вчерась в сараюшку шел, ту, что на отшибе стоит.

— А это той, что по немецкому обычаю построена, не из дерева, а невесть из чего? — уточнил бригадир.

— Это, наверное, подсобные помещения — предположила Вика вслух.

— Цыц! — шепнул Герман

— Стало быть, там он и есть — сделал вывод бургомистр — Всем проследовать за ним и доставить лиходея сюда. Судить его будем.

— И девку тоже! — потребовал громко Герман — Она жива еще, поди.

— И девку — согласился бургомистр — И чтобы — ни — ни!

Большинство призраков сигануло сквозь стены и покинуло помещение.

— Ну? — требовательно спросил Герман у бургомистра — И что мы будем делать?

— А что мы будем делать? — тот, похоже, виноватым себя ни чувствовал — В каждом стаде бывает паршивая овца и пастух тут ни при чем. Да и стадо в этом не виновато, согласись?

— Соглашусь — Герман приблизился к бургомистру — Но что мы будем делать, если еще одна такая же паршивая овца заведется? Сейчас… Ну ладно, мы спустим это дело на тормозах, бывает всякое. Но что будет, если…

— Я понял тебя, смертный — призрак брезгливо сморщился — Тебе нужен договор?

— Да, мне нужен договор — Герман сегодня был сама покладистость — Я хочу быть уверенным в том, что здесь все будет в порядке, и смерти прекратятся.

— Изволь. И не забудь потом — ты сам этого захотел — бургомистр поднял правую руку вверх, на уровне плеча и монотонно забубнил — Я, как глава неупокоенных душ, живущих в месте сём, даю клятву небу и земле, воздуху и воде в том, что более никто из тех, кто живет тут и ходит под моей властью, не посягнет на жизнь живого разумного существа, если только то существо само не придет со злобой в наш дом. Коли нарушу я ту клятву и этот договор с живым, то придет конец всему моему племени, что живет в этом месте в тот же миг. Свидетелями тому будут светлый день и темная ночь, а платой за свидетельство будет сущность того, кто пролил безгрешную кровь в нашем доме, и возможность развоплотить ее будет отдана живому, как свидетельство чистоты наших помыслов.