Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

Феликс печально, но с пониманием улыбнулся ему.

— Что ж, — продолжил Маргон, — давайте в последний раз помянем их имена и помолимся за то, чтобы они попали туда, где обретут покой и понимание.

— Да будет так, — подхватил Тибо, а за ним и Сергей.

— И вы, Филип, простите нас, — сказал Фрэнк.

— Простите вас? — удивился Филип. — За что же мне вас прощать? — Он поднял бокал. — За матерей моей Модранехт и за ту жизнь, которую я ныне обрел. Я не намерен возлагать на кого-либо обвинений в злонамеренности и не стану оскорблять вас благодарностью, но в моей истории открылась новая глава.

Раздались нестройные аплодисменты.

Фил опустошил бокал.

— А теперь за наступающий год и то хорошее, чего мы от него ждем, — сказал Феликс. — За сына Ройбена и за светлые перспективы, которые открываются перед всеми собравшимися здесь. За судьбу и удачу, за то, чтобы они были благосклонны к нам, за то, чтобы из наших сердец никогда не улетучилась память о том, чему мы стали свидетелями во время праздника Йоля, первого Йоля, который мы встретили с нашими новыми сородичами.

Сергей издал обычный свой одобрительный рык и подкинул к потолку бутылку с бренди, Фрэнк забарабанил кулаками по столу и заявил, что высокопарности на сегодня более чем достаточно.

— Стрелки подбираются к полуночи, — сказал он, — умирает еще один год, а перед нами, пусть даже мы и не стареем, всегда лежит множество всяких трудностей и коллизий.

— А уж тебя по части высокопарности никто не переплюнет, — отозвалась, негромко засмеявшись, Беренайси. И тут же рассмеялись едва ли не все — без всякой причины, только из-за хорошего настроения и выпитого спиртного.

— Меня обуревает множество идей, — заявил Феликс, — насчет того, что принесет всем нам новый год.

— Хватит идей! — воскликнул Сергей. — Надо пить, а не думать!

— Ну, а если серьезно? — возразил ему Феликс. — Что мы обязательно должны сделать в новом году, так это поделиться историями наших жизней с новыми братьями и сестрами.

— А вот за это обязательно нужно выпить, — заявил Сергей. — Правда, и ничего, кроме правды.

— А кто произнес слово «правда»? — осведомилась Беренайси.

— Лично я не намерен этой ночью слушать никаких подобных россказней, — сказал Сергей. — А вам, молодежь, лучше всего дождаться, покуда Geliebten Lakaien начнут плести свои сказки о корнях и кронах.

— Вы что же такое хотите сказать? — осведомился Стюарт. — Лично я, черт возьми, хочу узнать чистую правду о том, что было. Правду и ничего, кроме правды!

— А я готов слушать все, что угодно, — сказал Ройбен. Фил кивнул и поднял бокал.

И снова все захохотали, как будто было сказано нечто очень смешное.

Феликс же никак не хотел придать финалу вечеринки серьезную интонацию и то и дело провозглашал тосты, подразнивал Стюарта и обменивался шпильками с Маргоном.

Ройбен давно уже отодвинул свой бокал и теперь потягивал кофе, наслаждаясь резкостью его вкуса и кофеиновой встряской, и сентиментально и влюбленно поглядывал на Лауру. Ее синие глаза были полны жизни, и к ним так шло синее платье, что в Ройбене бурно взыграли эмоции. «Еще семь минут, — думал он, глядя на свои наручные часы, которые показывали точно то же время, что и огромные напольные часы, возвышавшиеся в большом зале, — а потом я схвачу ее в объятия и обниму изо всех сил, а она меня, и ты никогда не забудешь этой ночи, этого Йоля, этой Модранехт, этого года, этого времени, когда началась твоя новая жизнь, а с нею и глубочайшие твои любовь и осмысление».

Внезапно во входную дверь громко постучали.

В первый миг никто не пошевелился. Звук послышался снова: кто-то снаружи, под дождем, с силой барабанил в парадную дверь.

— Кого же это могло принести?! — воскликнул Фрэнк и, вскочив, торопливо, словно швейцар, отлучившийся со своего поста, пересек столовую и скрылся за дверью, ведущей в большой зал.

Когда дверь распахнулась, по дому пролетел порыв ветра, взметнувший легкие огоньки свечей, а затем дверь грохнула, закрываясь, послышались щелчки задвигаемых засовов и два, кажется, споривших голоса.

Феликс молча стоял во главе стола с бокалом в руке, как будто бы знал, кто стучал, и заранее предвидел его появление. Остальные прислушивались, пытаясь угадать, кто это. Только Беренайси негромко, но явно испуганно охнула.

Появился раскрасневшийся и встревоженный Фрэнк.

— Хотите впустить его?

Феликс ответил не сразу. Он некоторое время вглядывался мимо Фрэнка в короткий коридор, отделявший столовую от гостиной.

И лишь после того, как Фрэнк шагнул к своему месту, Феликс направился к нежданному посетителю.

В дверях появился промокший, перепачканный грязью, бледный, как мука, дрожащий от холода Хокан.

— Помилуй бог, ты же весь мокрый, — сказал Феликс. — Лиза, пожалуйста, принеси сверху какой-нибудь мой свитер. Хедди, полотенца.

Остальные молча сидели вокруг стола. Ройбен поймал себя на том, что как завороженный наблюдает за происходящим.

— Снимай скорее пальто, — и Феликс, не дожидаясь реакции на свои слова, принялся расстегивать пуговицы и стягивать пальто с плеч Хокана.

Появилась Хедди. Встав за спиной Хокана, она принялась вытирать его промокшие волосы, а потом протянула ему другое полотенце, чтобы он вытер лицо, но Хокан уставился на полотенце с таким видом, будто не имел представления о том, что это за предмет и для чего он нужен.

— Господин, сбросьте мокрые ботинки, — предложила она.

Хокан стоял словно окаменелый.

Стоял и смотрел Феликсу в глаза. Его лицо дергалось, но прочесть что-либо по его выражению было невозможно.

Потом он издал какой-то негромкий звук вроде невнятного слова или сдавленного стона и вдруг закрыл лицо руками и затрясся от сухих рыданий, перемежаемых кашлем.

— Их никого больше нет! — произнес он надорванным страданием голосом. — Их никого нет — ни Хелены, ни Фионы, ни всех остальных.

— Пойдем, — ласково сказал Феликс и, обняв Хокана за плечи, повел его к столу. — Я знаю. Но у тебя есть мы. У тебя всегда есть мы. Мы всегда ждем тебя.

Вцепившись в Феликса, Хокан плакал на его плече.

Маргон закатил глаза, Тибо покачал головой. Сергей, как и ожидал Ройбен, неодобрительно рыкнул.

А Фрэнк негромко, но сурово произнес:

— Помилуй бог! Феликс, друг мой, по-моему, твое терпение просто неисчерпаемо.

— Скажи, Феликс, — загробным тоном сказал Сергей, — есть ли под солнцем хоть кто-то — фея, эльф, демон, тролль или последний негодяй, — кого ты не попытался бы полюбить жить с ним в мире?

Тибо коротко, с горечью, засмеялся.

Но Хокан, похоже, не слышал их слов и продолжал горестно, безнадежно рыдать.

Феликс, продолжая держать его в надежных объятиях, ухитрился все же повернуть голову и посмотреть на остальных.