Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

Спервер. Нидек. Может, простое совпадение, и ничего более. Другие имена Ройбену вообще ничего не говорили.

Что ж, они останутся здесь навсегда. Он будет часами вместе с ними, сегодня вечером, завтра, послезавтра.

И он пошел наверх.

Настал особенный момент. Он открыл двери, которые были закрыты в тот вечер. Сейчас все они не были заперты.

Складские, так сказал про эти комнаты Гэлтон, небрежно.

Ройбен увидел заполненные доверху шкафы, как и ожидал. Бесчисленные статуи и статуэтки из нефрита, диорита, алебастра, разбросанные книги, части…

Он переходил из комнаты в комнату, стараясь все запомнить.

А потом с грохотом поднялся по лестнице на третий этаж, ничем не застеленной. Нащупал выключатель. И увидел, что очутился в огромном помещении под покатой крышей юго-западной части дома. Снова деревянные столы, книги, бумаги, статуи. Коробки с карточками, покрытыми неразборчивыми надписями, большие книги без надписей, похожие на бухгалтерские, пачки писем.

Это над главной спальней, той, проход через которую Феликс закрыл. Точно, вот прямоугольник досок другого цвета в полу, там, где была железная лестница.

В центре стояли большие удобные глубокие кресла, под старой люстрой из черного железа.

На подлокотнике одного из кресел он увидел небольшую книгу в мягкой обложке, всю в пыли.

Взял ее в руки.

Пьер Тейяр де Шарден

Как я верую

А вот это действительно самое любопытное. Неужели Феликс читал де Шардена, одного из самых изысканных и загадочных теологов католической церкви? Ройбен на самом деле никогда особо не интересовался философией и теологией более того, что требовалось ему в занятиях наукой. Но де Шарден всегда очаровывал его поэтической глубиной своих произведений. Он находил в словах де Шардена некую надежду, надежду, данную человеком, который ревностно верил не только в Бога, но и в мир и человека.

Ройбен открыл книгу. Старая, хрупкая бумага. Издание 1969 года.

Верую, что вселенная суть эволюция.

Верую, что эволюция движется от материи к духу.

Верую, что дух находит высшее выражение в виде личности.

Верую, что высшим выражением личности является Вселенский Христос.

«Что ж, хулиганом был Тейяр», — с горечью подумал Ройбен. Уже собрался было отложить книгу, когда увидел чернильную надпись на странице.

Милый Феликс,

За тебя!

Мы это пережили;

Сможем пережить все что угодно.

С поздравлениями,

Маргон

Рим ‘04

Что ж, теперь эта книга принадлежит ему.

Ройбен убрал реликвию в карман куртки.

В дальнем конце комнаты увидел старую железную лестницу, винтовую, лежащую на боку и покрытую пылью. Там стояли и коробки, но эти коробки он пока не станет осматривать.

В течение следующего часа он бродил по дому. Нашел еще два отдельных помещения на чердаке, такие же, как это, и еще одно, пустое. В каждое из них вела лестница с первого этажа.

Потом он вернулся в комнату Феликса, ту, в которой решил ночевать сегодня, и вдруг почувствовал себя неуютно без телевизора и новостей, которые он привык смотреть с детства, с той самой поры, как научился сам включать телевизор в четыре года. Ладно, компьютер у него точно есть. Возможно, все и так в порядке.

Помнится, ночью в Беркли свет отключили, и он дочитывал «Поминки по Финнегану» Джойса при свете свечи. Иногда нужен импульс извне, чтобы увидеть то, что прямо перед тобой.

Он оглядел книжные полки Феликса. То, что у него в спальне, должно было иметь для него наибольшее значение. С чего же начать? Что проверить в первую очередь?

Чего-то не хватает.

«Нет, — сначала подумал он. — Я просто ошибаюсь. Помню то, чего не было». Но, быстро оглядев все полки, он понял, что прав.

Таблички, крохотные таблички из Месопотамии, бесценные таблички, покрытые клинописью. Они исчезли. Все до единой, до последнего осколочка, исчезли.

Он вышел в коридор и осмотрел две другие комнаты, где они хранились. Тот же результат. Табличек нет. Все ценности на месте, но табличек нет.

Он увидел просветы в пыли, там, где они лежали.

Принялся обыскивать дом. Эти мелкие предметы… таблички… их аккуратно собрали и унесли, оставив лишь сверкающие пустые места, не покрытые пылью.

Он вернулся в ту комнату, которую помнил лучше всего, и проверил снова. Таблички действительно исчезли, были отчетливо видны места, где они лежали. Пустые места, не покрытые пылью, и отпечатки пальцев.

Ему стало страшно.

Кто-то пробрался в дом и украл самую ценную часть коллекции Феликса. Украл самые важные его находки, собранные за годы его путешествий по Ближнему Востоку. Украл сокровища, которые так хотела защитить Мерчент, которые она завещала Ройбену. Кто-то…

Но это же чушь.

Кто мог такое сделать? Кто мог сделать это, оставив на месте столько остального — статуэтки, стоящие целое состояние, старые свитки, поистине бесценные для ученых и профессоров? Кто мог сделать это, оставив на месте ящички с древними монетами, вот этот средневековый фолиант, лежащий на виду? А наверху еще такие есть книги, за которые библиотеки заплатили бы немыслимые деньги.

Он не мог понять ничего! Что это за человек, который знал, что таблички здесь, знал, что они собой представляют, ведь для человека несведущего некоторые из них выглядели, будто куски засохшей грязи, штукатурки, пересохшее печенье?

Можно лишь представить себе ту аккуратность, с которой этот благородный грабитель вынес отсюда только таблички, оставив на месте все остальное, не тронув пальцем.

У кого же столько терпения, столько ума и умения, чтобы сделать такое?

Абсурдно, но таблички пропали. Ни единого кусочка не осталось во всем доме, с этой бесценной клинописью на нем.

А может, пропало куда больше вещей, просто Ройбен этого еще не понял?

Он начал рыться на полках в спальне. Книги семнадцатого века, с мягкими, едва не рассыпающимися страницами, но все еще пригодные для чтения. А вот эта статуэтка, она точно подлинник, сразу ясно и на взгляд, и на ощупь. Ройбен аккуратно поставил ее на место.

Здесь еще столько вещей, каждая из которых стоит целое состояние. Хотя бы все эти древние монеты, повсюду.

Вот еще на полке лежит изящнейшее ожерелье из мягкого золота, со звеньями в виде листьев. Тоже древнее, несомненно.

Ройбен со всей аккуратностью положил его на место, в точности так, как оно лежало до того.

Спустился в библиотеку и позвонил Саймону Оливеру, с проводного телефона на домашний.

— Мне нужна информация, — сказал Ройбен. — Надо знать, сделала ли полиция фотосъемку всех вещей в доме, когда они проводили расследование. Во всех тех комнатах, куда они входили. Сможете мне прислать их, если найдете?

Саймон запротестовал, объясняя, что это будет непросто, но сказал, что юристы семьи Нидек сфотографировали все после гибели Мерчент.