Варвара Мадоши - Симарглы

А любовь… что любовь? Любовь — это еще не все. И даже не главное.

Из-за любви могут оживить себя… а могут и похоронить. И чаще — хоронят.

— Я очень постараюсь, Вик.

— Тогда попытайся еще раз. Ну… колдовать, или как это назвать еще… Я попробую помочь тебе.

И Лена снова почувствовала то тепло… ту чистоту… ту ясность…

Она будто плыла в белом молочном тумане, который поддерживал ее тысячей дружеских рук. Шепот сотен голосов, отблески тысячи солнц, которые восходили в этом мире, голос тысячи рек, смех тысячи ручьев, звон тысячи сосулек…

И все это становилось одним-единственным голосом.

«Я слишком боюсь тебя потерять…»

Лена прикрыла глаза и представила себе город — злую и нелепую игрушку, раскинувшуюся под ней. Город, который отнял у нее жизнь и все, ради чего стоило жить, но город, в котором она выросла и который должна была защищать. Под косыми лучами восходящего солнца… в серых облачных сумерках… залитый оранжевым вечерним светом… в жаркий полуденный зной… в белом сиянии снежной зимы… город. Извращение мироздания.

Ее душа тоже была извращена — перекручена, загажена… Лена знала, что пока цела, но еще напряги — порвется… Ей легко было чувствовать город.

В недрах города назревала дрожь, и Лена знала, где она пройдет.

«Сюда».

Девушка потянулась куда-то вдаль. Ее душа и душа Вика, сейчас слитые, изогнулись в едином порыве, вытянулись струной и поймали дракона за хвост.

— Иу-уха! — Лена широко раскрыла глаза и покрепче вцепилась в прозрачную чешую крылатого змея.

Кричала не она — из глаз ее по-прежнему текли слезы. Радостный вопль принадлежал Вику, который сидел позади нее, схватив девушку за пояс. Мощной гибкой стрелой Дракон Хаоса несся в небесах, вперед и вперед, свивая и развивая мощное тело.

Это было здорово. Только что она плакала — а теперь летела вперед и вдаль! Действительно, оказалось достаточно лишь принять в себя силу. Она не горевала о любви, которой не суждено сбыться, она стала действовать так, как должно — и вот результат.

— Вау, Ленка, здорово, ну ты даешь! — орал Вик, и совершенно не верилось, что когда-то он мог быть галантным корнетом девятнадцатого века. Обыкновенный восторженный мальчишка. — Вот это круто!

Прозрачная ясность. Да, прозрачная ясность — вот как она могла бы это описать. Ярость, боль и страх по-прежнему клокотали внутри нее, но это уже ничего не значило. Она была… кем? Просто сущностью. Без цели и без судьбы.

Это длилось долю секунды, а потом Лена охнула и пришла в себя. Сильный, резкий ветер бил в лицо, город крутился под нею, а в руках у нее было послушное тело змея хаоса, и Лена знала, что может сделать с ним, все, что угодно, но это знание вселяло страх.

Еще секунда — и змей круто рванулся вниз, и вот они с Виком уже стоят посреди пустынного по весне пляжа, и видят, как ветер несет по реке последние льдины. Змей превращается в хлыст, который Лена держит в одной руке, и со всего размаху обрушивается на воду. Серо-коричневые волны вздымаются двумя крыльями, разрезанные до дна… Вода встает мутным вихрем, высоким водоворотом из земли в небо…

— Круто! — заорал Вик, захлебываясь брызгами. — Молодец, Ленка, у тебя здорово получается!

— Стойте!

Лена машинально разжала пальцы, отпустила змея. Хаос ринулся во все стороны, забиваясь в самые уголки причинно-следственных связей, вода опала на землю коротким дождем. Голиаф мягко, всеми четырьмя лапами одновременно, приземлился на песок, и тут же брезгливо поджал одну — песок был грязный, с окурками, осколками стекла и еще более неаппетитным мусором. Девушка схватилась за грудь, тяжело дыша — сердце неимоверно билось, в горле стоял горячий ком, как после долгого бега. Оказывается, эта чертова магия вытягивает чертову уйму сил.

Станислав Ольгердтович спрыгнул со спины симорга, потрепал того по холке, и, укоризненно покачивая головой, направился к молодым людям.

— Лена, я очень рад, что вы делаете такие успехи, но все же, право слово, вам стоит быть поосмотрительней! А от вас, корнет, я вообще не ожидал подобного пренебрежения правилами!

Вик хмыкнул.

— Наша государыня эти правила меняет по три раза в день. А на твоем месте я ограничился бы только первой половиной фразы. Ты можешь подорвать уверенность в своих силах у нашей юной подруги.

Напарники мрачно уставились друг на друга, словно бы играя в гляделки. Станислав Ольгердтович сдался первым.

— Ладно, Викентий, ваша взяла, — и он неожиданно тепло улыбнулся Лене. — Примите мои поздравления: вы так многому научились за такой короткий срок. Кажется, скоро понадобятся все ваши способности.

— Ты что-то почувствовал? — напрягся Вик.

— Да, я пытался почувствовать нашего ненаглядного медиума. И кое-что понял… Кажется, он скоро снова будет вызывать душу… — Станислав Ольгердтович втянул носом воздух, — …да нет, уже вызывает. Мне понадобится ваша помощь. Лена, не могли бы вы…

Лена с тихим стоном осела на землю. Никогда она не чувствовала себя так плохо. Словно не змей был хаосом, а она сама… растворяется, оседает, вот-вот уйдет в песок.

— Лена! — Вик кинулся к ней, обхватил за плечи, приподнял. — Лен, что с тобой?

— Она уходит! — Станислав Ольгердтович тоже упал на колени рядом с девушкой, положил руку ей на лоб — Лена почти не почувствовала его ладонь. — Это ее вызывают!

— Как?!

— Ее только что закопали, сорока дней не прошло… Корнет, в сторону!

Больше Лена ничего не слышала. Какое-то время перед ней еще плыло свинцовое небо над рекой и кружилась одинокая чайка, а потом и то пропало. Она оказалась в темноте.

«Что-то слишком много я сегодня отключаюсь!»

Почти сразу после этой мысли она открыла глаза. Девушка сидела за круглым столом, прямо перед ней был расстелен черный лоскут ткани с вышитыми на нем рунами, на лоскуте лежало зеркальце, нож и какие-то камни. Ну и небольшой светильник, конечно.

Желтый круг света, в котором бездумно плясали пылинки, падал только на стол, оставляя в тени все остальное, и Лена не могла видеть человека, который сидел напротив. Да, не могла видеть, но это не значит, что не могла бы узнать. Эти руки, расслабленно лежащие на черной скатерти… эти крепкие длинные пальцы с ровно подстриженными ногтями… этот шрамик на правом запястье…

Она никогда не видела его рук вблизи, но ошибиться не могла. Только такие руки и могли принадлежать ему.

— Лена… — тихо сказал голос, так знакомый ей. — Ты здесь?

— Да, — ответила она. — А ты?

— Я… — его голос дрожал. — Я и сам не знаю… Это ты была сегодня на собственных похоронах?

— Да, я.

Ей почему-то было так хорошо, спокойно с ним. И отвечала она легко, не напрягаясь.