Варвара Мадоши - Симарглы

А еще тут царила тишина. То же самое, что услышала Лена около давешнего мини-казино. Здесь, как и там, были звуки, но они на тишину не влияли, словно подчеркивая ее законченность и неповторимость. Но тишина у казино была зловещей, выжидающей, а здесь — равнодушной. Тишина словно чего-то ждала, не обращая внимания на симарглов, которые пришли сюда за какой-то своей надобностью.

— И зачем ты нас сюда привел? — спросила Лена.

— Понимаешь, — улыбнулся ей Вик, — я ведь с городом плохо. Родился в поместье… в деревне, по-современному… вырос там же… В общем, город я не знаю. У Стаса тоже другой профиль, а ты еще не выучилась как следует. Но вот тут… Понимаешь, трамваи помнят те времена, когда город, по сути, еще не был городом. Кроме того, рельсы соединяют разные города. Как синапсы. Более того, они соединяют города со всем остальным. Там, где рельсы, города как бы не существует. Мертвая зона.

Лена прислушалась к себе, снова вызывая образ города. Действительно, мертвая зона: внутренний голос молчал. Город был рядом, очень рядом, он боролся, старался проникнуть, выталкивая трамваи из себя как чужеродное тело, но он все еще был не здесь. Здесь было иное, не город, не лес, а нечто среднее.

…Лес — он не кончается. Он охватывает всю планеты мягким, удушающим одеялом. Человек убивает его, но лес от этого не перестает быть менее могучим. Его сила — это сила ростков, пробивающих асфальт, сила паутины по углам, сила страха перед молнией и темнотой. Лес живет в человеческих сердцах. Дороги тоже живут в нас, стальными натянутыми струнами, и тоже бесконечны, потому что переходят одна в другую, никогда не обрываясь.

— Как вы любите красивости, — недовольно произнес Матвей Головастов. — Нет бы просто сказать, что колдовать вы можете только здесь.

— А я не люблю слово «колдовство», — очень вежливо возразил Вик. — И слово «магия» тоже не люблю. То, что мы делаем, это совсем из другого разряда.

— Что бы вы не делали, делайте это поскорей, — пожал плечами эмпат.

Вик присел на корточки, стащил перчатку с руки и погладил шпалу. Прикрыл глаза.

Тишина стала еще глубже, если только это было возможно. Пришел откуда-то ветер, взъерошил волосы Вика, приподнял и метнул в сторону хвостик Лены и заставил сигарету Станислава Ольгердтовича вспыхнуть чуть поярче.

И Лена почувствовала, что в дополнение к ощущению неуверенности в душу проникает странный, иррациональный страх. Как будто кто-то ломится в ее голову… Как будто что-то происходит, что-то страшное, и оно вот-вот случится…

— Потерпи немного, Лена, — сказал Вик, не меняя ни позы, ни выражения лица. — Это немного… неприятно… территория-то твоя.

А потом пришел стук, и ожидание разрешилось.

Из-за поворота медленно выплыл трамвай.

— Отлично, — воскликнул довольный Вик, выпрямляясь. — Пятерка мне.

— Что? — не поняла Лена.

— Я отлично справился с заданием. Три остановки, и мы окажемся там, где нужно.

— В мастерской?

— В мастерской.

— А если бы мастерская не была по маршруту трамваев? — скептически поинтересовался Головастов.

— Она могла быть только на маршруте, — ответил за Вика Станислав Ольгердтович. — Рельсы — это проводники. По ним приходит в город все. Абсолютно все. Если Вик был прав и что-то не в порядке с самой мастерской — она могла быть только по маршруту трамвая. А если не прав, то она нам и не нужна.

Когда они вошли в трамвай, никто не сел, все предпочли стоять, хотя в вагоне было совершенно пусто. Молоденькая проводница их не заметила — дремала. Почему-то это породило в Лене смутное беспокойство. Как будто что-то из совсем недавнего прошлого напомнило.

Тишина, которая повисла над рельсами, не схлынула от того, что они вошли внутрь трамвая. Напротив, она еще более обогатилась, приняв в себя грязно-белый цвет железных стен.

«Откуда-то отсюда, — подумала Лена, — в город течет зло… зло пустоты, что распространяется из души в душу. Мы, симарглы, изображаем из себя борцов с пустотой, но наше ли это дело?»

— Матвей, — вдруг спросила она неожиданно для себя, и Головастов, тоже не уловивший предвестника вопроса в ее чувствах, повернул к ней голову, — скажите, почему вы не несетесь в Ирий на всех парусах? Разве такое уж обычное дело — чтобы город из-за халатности одного был предан Тьме?

— О боже мой! — Головастов поморщился. — Опять это слово с большой буквы! Объявите на него табу, ради всего святого. Тьма — это довольно обычное физическое явление, и бояться его не следует. Да и вообще, нельзя навешивать на вещи ярлыки. Слуги проповедуют — так, как они способны что-либо проповедовать, то есть действием, — целую систему ценностей, которую сводить к одному слову совершенно неприемлемо. А даже если бы сводить, я сказал бы, что они как раз за простоту и ясность. Они любят все упрощать до немыслимых пределов.

Все в немом изумлении слушали эту неожиданно задумчивую, грустную тираду.

— И не спрашивайте меня, почему я делаю то или другое. Если бы я мог всегда это объяснить, то превратился бы в одного из этих. Скажем так, я считаю, что если бы всех раз ошибившихся наказывали, на Земле стало бы жить, возможно, и проще… но гораздо короче. И потом, так, может быть, вы сможете справиться и сами.

— Как «так»?

— Вы, Лена, можете многое, — Головастов посмотрел на нее неожиданно внимательно. — Не потому, что вы такая особенная, а потому, что вы — городской маг именно этого города. Я думаю, если вы снимите посвящение, все можно будет поправить. Они проникают в город столь легко только потому, что кто-то, — взгляд на Станислава Ольгердтовича и Вика, — посвятил его им.

— Я уже думал над этим, — сухо сказал Вик, — и мы со Стасом пришли к такому же выводу. Но что конкретно надо для этого сделать, мы не знали. Поэтому мы смирились с тем, что об этом надо сообщить.

— Если сообщите — подведете под монастырь Лену, как сообщницу, — с деланным безразличием пожал плечами Головастов. — Она ведь знала обо всем, так?

Судя по окаменевшим лицам напарников, им такое соображение действительно не приходило в голову.

— Она виновата только в том, что прикрывала вас. Но вы лучше меня знаете, что Софья редко бывает настроена либерально. Так что советую сделать попытку.

Лена сглотнула. Так что, это из-за нее Головастов… с ума сойти! Ей казалось, что с ней он общается холоднее даже, чем со всеми прочими, потому что она новенькая. Ей мало того, что стало неловко, ей стало страшно. Ну вот опять в который раз ей говорят, что что-то зависит только от нее. Но если вспомнить, в какие катастрофы вылились предыдущие ее попытки что-то сделать… М-да, лучше и не начинать.

Она лихорадочно размышляла, стоит ли благодарить Головастова за его молчание, и не могла толком придумать.