Варвара Мадоши - Симарглы

Мама? Мама, почему ты плачешь? Что такое «Бог»? Ну, что я натворила, мама, я всего лишь хотела, чтобы он посидел спокойно — и вот он, даже лежит, и это так красиво… Разве ты не понимаешь — солнце, его так мало… А когда солнце уходит, наступает вечность… Тьма.

Зачем эти люди? Зачем этот старик, и что качается у него в руке? Такой смешной дымок… Чьи это лица? Мама, что это за глаза? Такие жуткие, темные глаза, они смотрят на меня со стен, с потолка, отовсюду… Мама, кто эти страшные люди с коричневыми лицами? Они едят меня, они поглощают часть меня, не хочу! Мама!

Господи, это была я?!

Так чем же я отличаюсь от них ото всех?… Какая разница между мной и этим демоном, которого я пытаюсь запереть?.. Я тоже когда-то не обладала свободой… я не обладала свободой выбора. Я была рабой предопределения, рабой судьбы, рабой страстей. Но судьбы на самом деле не существует. Есть только бесконечная свобода, данная тем, кто способен выбирать. И даже если можно выбрать только одно, и ни на что иное согласиться нельзя… это все равно выбор.

Вновь Лена стояла на берегу черного, гладкого как лед моря, на белом снегу, только на сей раз статуи Сергея не было поблизости. Полная пустота. Небо, больше похожее на черный кафельный потолок. Кажется, присмотрись — и увидишь клеточки.

Снова с ней говорило море, и снег, и камни на берегу. Только на сей раз вопросы задавала Лена.

— Чего ты хочешь? — спросила она.

Я НЕ ЗНАЮ…. - появился ответ на песке.

— Тогда я решу за тебя, — ответила Лена. — Мне ужасно надоела эта история. Я хочу, чтобы она закончилась, хорошо или плохо, неважно.

И решительно стерла надпись ногой.

Две алые нити лопнули с тем отвратительным звуком, который бывает, когда рвутся струны посреди веселой песни. Лену отбросило назад. Вик, на удивление, устоял, хотя такой фантастической бледности Лена не видела никогда ни на чьем лице. И никогда не видела, чтобы щеки так ввалились.

Под тем местом, где висел шар, валялось тело. Обычное тело, правда, слегка обгорелое. Кожа висит клочьями, руки и ноги изломаны под неестественным углом, а одежда абсолютно цела Скорее по длинным волосам и клетчатой рубашке, чем по лицу, которое все равно было повернутым в сторону от Лены, она узнал «журналюгу» Миху.

— Так это был он? — растерянно спросила девушка.

— Хладнокровный, стервец, — Вик бросил взгляд в вечереющее небо. — Зачем он только нас же и навел на свою жертву?..

Лена промолчала. Ответ она, кажется, знала, но не стала озвучивать. Это показалось бы слишком сентиментальным и вообще неправдоподобным.

— Мои поздравления, Елена. Браво, корнет. Жаль, что я не смог поучаствовать.

Лена обернулась. Станислав Ольгердтович еле стоял, буквально повиснув на плече Головастова. Из груди у него по-прежнему торчал кусок дерева (видно, эмпат решил проблему с другого конца: не стал снимать тяжелого коллегу, а попросту сломал ветку у основания).

— Стас! — Вик шагнул к другу, но все-таки пошатнулся, схватился за какой-то кустик. — Ты как?

— Видимо, чуть похуже тебя, — Стас криво улыбнулся. — Ничего. До Ирия бы добраться…. Там мигом.

— Это надо же, Морецкий! — даже Головастов казался измученным, хотя он-то что делал? — вы с Леной умудрились запечатать одного из хозяев Ада!

— А мы его запечатали? — с сомнением спросил Вик. — Мне показалось, что просто прогнали…

— Кажется, да… — растерянно произнесла Лена. — Или нет?.. Кажется, с ним самим что-то произошло… Вы знаете, я так толком и не поняла…

— Не в первый раз, — улыбнулся Вик.

Лена хихикнула.

Когда рядом с полем боя приземлился Голиаф, Лена совершенно забыла о голове, которую держала под мышкой и выронила еще когда упала в первый раз. Вик со Стасом о голове и не знали. Но вот то, что о ней забыл въедливый Головастов — это не может быть объяснено без вмешательства чего-то еще иного. Некой силы, древнее, чем даже симарглы…

«Я хотела только остановить время… Оно уже почти остановилось, в этой комнате с холстами вдоль стен, с моей кроватью среди бумажных завалов… Оно остановилось здесь, где я днем спала или существовала в растительном безделье, вечерами ждала Михаила, а ночами его дожидалась… Я почти остановила время, потому что дни текли за окном, совершенно одинаковые, как здания по типовому проекту… А теперь они вернут мою душу. И я потеряю надежду».

Ирина лежала на кровати, свернувшись, как младенец. Зачем жить? Жизнь — ненужный дар, о котором она не просила. Жизнь должна проходить мимо, не касаясь ее. Она так бережно выстроила свою раковинку, но ничего не выйдет. Скоро в раковинку ударит бешенное течение реки, разомкнет плотные створки, нанесет песка — рожай жемчуга, моллюск… Твори, ты же художница!

Скоро ее вернут. Скоро они сделают все для того, чтобы она жила, и тем самым…

Она просто лежала и смотрела на кусок обоев, отошедший под подоконником. Кусок висел, косо загнувшись трубочкой.

Вокруг была пустота. Зачем мы выходим в мир, если нет ничего, кроме пустоты?

Она прикрыла глаза. А потом услышала голос:

— Эй, красавица… Не ждала меня?

— Миша? — она поднялась на локтях, подслеповато щурясь в оконный проем, заслоненный теперь темным силуэтом. — Я думала, они убили тебя…

— Почти! — рассмеялся он беззаботно, показывая белые зубы. — Они изгнали меня… Теперь я не могу вернуться домой, и сила моя тоже по большей части ушла… по крайней мере, на время. Но зато я вернулся к тебе. Славная мы парочка, правда? Девушка с половинкой души и бездушный демон…

— Да… — согласилась Ирина, чье сердце замерло, забыв биться. — Странная.

— На! — он что-то кинул ей, и Ирина не смогла поймать. «Что-то» упало на кровать рядом с нею. Пальцы нашарили искусственные волосы, похожие на ощупь на леску.

Ее руки уже как-то раз ощущали это…

Ирина подняла голову манекена к лицу. Ее глаза в полутьме заглянули в глубину других глаз, нарисованных.

— Это ты… — сказала она, прижимая свое творение к груди. — Это все-таки ты!

— Это я, — серьезно сказал Михаил, подходя и садясь рядом. — И она. Это — мы.

Мы в ответе за тех, кого…

— Чего ты хочешь? — прошептала Ирина, откидываясь головой на его плечо.

— Чтобы время остановилось.

Но время никогда никого не слушает.

На следующее утро Михаил не ушел. И потом — тоже.

В Ирии Лена почти сразу осталась одна. Головастов с ними раскланялся сразу, как только слезли с симорга, а Вик со Стасом отправились в Морской Дом — приводить себя в порядок. Особенно нуждался в этом Вик. Стасу стало лучше сразу же, как только из него выдернули сук, а вот его напарнику было по-настоящему худо: уж больно много сил он отдал, чтобы запечатать демона.