Кирстен Уайт - Хаос звезд

Но она до сих пор оправдывает себя этим. Вчера я спросила её.

— Что на ужин? — И услышала в ответ только траурные завывания по мужу.

Более нелепой эту ситуацию сделало то, что отец сидел за обеденным столом, обёрнутый как мумия в халат и читал газету. Потому что да, его убили и это отстой, но, догадались уже? Он больше не труп!

Я снова швыряю противень на плиту и бросаю на него новые шампуры. Предполагалось, что эта кухня будет декоративной. Когда я обдумывала её дизайн в прошлом году, то никогда не догадывалась, что мне и в самом деле придётся ей воспользоваться. Я даже не знаю, для чего нужна половина из купленных приборов. Они все подбирались лишь по цвету. Несмотря на вторую попытку, шампуры получаются больше обугленными, чем коричневыми — все мамины старания воспитать из меня хозяйку снова терпят неудачу.

Я всё кидаю в одну кучу, и, балансируя противнем в руках, выхожу из кухни (стены цвета баклажана, блестящие чёрные кухонные стойки из гранита, гладкий чёрный холодильник, очевидно, бесполезная чёрная плита, встроенная в стойку) и прохожу в столовую. Эта комната выполнена в бледно-жёлтом цвете с белыми деревянными панелями и чёрным столом, чтобы продолжить цветовую тему кухни. Стол идеален: гладкий, с современными линиями, на нём ни царапины, одна из самых лучших моих покупок за всю жизнь. В ней также находятся два мною ненавистных родственника: Гор — самый старший брат, а также невыносимый всезнайка и Хаткор — его пьяная потаскушка-жена.

С грохотом бросая блюдо с углём, соусом и гарниром в центр стола, я сажусь, чтобы поужинать. Мать чопорно прокашливается. Она выглядит странно. Обычно едва ли встаёт с постели во время её траура, но, за исключением случайного приступа, как вчера, Исида кажется откровенно весёлой.

— Произнесёшь молитву? — Спрашивает она.

— В последний раз, — говорю я, сужая на неё подведённые чёрные глаза. — Я отказываюсь молиться своим же родителям. Это глупо.

— Осирис? — Мама смотрит на него, словно разрешая ему вмешаться, в этот раз.

Папа медленно переворачивает страницу газеты. Она на тагальском языке. Вся семья благословлена даром знания языков, и даже я; у него хобби читать каждую газету, которую только можно найти на любом вообразимом языке. Без сомнений, он осознаёт, что газеты — вымирающая форма. У Осириса вызывает симпатию всё, что устаревает и умирает. В конце концов, он бог подземного мира.

Я ухмыляюсь ей, зная, что в эту секунду, когда Исида обратилась к нему, я выигрываю спор.

— Отлично. — Она отрезает лакомый кусочек от почерневшего блюда, жуёт его, и её рот постепенно растягивается в крайне несоответствующей сезону улыбке. Моя мама по-своему прекрасна, излучает теплоту и комфорт: широкие бёдра, полные губы и бюст, который вдохновлял художников на протяжении тысяч лет. Я бы предпочла не наследовать этого от неё, но, по большому счёту это не то, на что стоит жаловаться. У меня её густые и чёрные, как смоль волосы, а также её большие миндалевидные глаза, правда, у меня ещё густая чёлка, касающаяся ресниц и каскадная стрижка, смягчающая мой подбородок, тяжёлый, как у Осириса. Тем не менее, никто не лепит из меня статуи.

И никогда не будет.

Хаткор разок откусывает и давится, запивая съеденное стаканом пива, который волшебным образом наполняется снова. Она богиня пива. И секса. Любимый сын моей матери женился на беспробудной пьянице. Она могла бы быть забавной, если бы не дотрагивалась до всех исподтишка, подкрадываясь и подолгу рассматривая всё, что движется.

Её театральный взгляд, подведённый а-ля «кошачьи глазки», прикован ко мне.

— Подруга! — Воркует Хаткор. — Это прекрасно!

— Меня зовут Айседора.

— Ну, конечно! — Богиня смеётся, низко и глубоко. — После всего, что было, я не могу всё упомнить! Если бы только твоя мать хоть немного проявила фантазию.

Иногда это больно, когда тебя забывают, пока ты ещё жива. Но она знает, о чём говорит. Все без исключения из сотен маминых отпрысков придумывали свои вариации имени моих родителей. И почти все, даже не пытались вспомнить моё имя.

— Как всегда, приятно повидаться. — Хаткор улыбается моей матери. Хотя улыбка больше похоже на оскал.

— Такой приятный сюрприз, когда я приглашаю своего сына на семейный ужин, и ты тоже тащишься следом. — Мамина улыбка обнажает ещё больше зубов.

После нескольких напряжённых моментов между ними двумя, мама властно разрывает зрительный контакт. Затем она лучезарно нам улыбается, прокашливается снова и снова, пока, в конце концов, Осирис не сворачивает газету и обращает на неё своё внимание.

— Я позвала тебя к нам на ужин, чтобы сделать объявление. Я беременна!

Отец медленно моргает, глаза черны, как его кожа. Затем снова поднимает газету.

— Немного раньше, чем планировалось. Что насчёт этой? — Он кивает в моём направлении.

Я слишком шокирована словом «этой» , чтобы ответить. Мне шестнадцать. Она рожает ребёнка каждые двадцать лет. Двадцать! Не шестнадцать! Из всех традиций, что богиня материнства и плодородия может выбросить в окно, это та, которую она выбирает?

Исида пожимает плечами, пытаясь выглядеть виноватой за своей довольной улыбкой.

— Я подумала, что мы могли бы всё встряхнуть немного. Кроме того, Айседора так выросла.

— Что? Раз у меня скачок в росте, меня теперь в расход?

Я не могу поверить, что мама уже меня заменяет. Могла хотя бы сделать вид, что я что-то значу, даже если она и не собирается делать меня вечной, как этого кретина Гора.

Я просто в бешенстве из-за этого… Я … Я в ярости! Единственная причина, по которой у меня в глазах слёзы — это потому, что я положила в еду слишком много лука.

— Кроме того, — говорю я, пытаясь не шмыгать носом. — Ты единственная, кто придерживается расписаний и традиций, и кто всё и всегда делает по одному и тому же сценарию, чтобы не допустить хаоса, который бы всё испортил!

— Думаю, это замечательно! — Произносит Гор, с удовольствием продолжая есть. — Держи семью в тонусе!

Я бросаю на него взгляд, зная точно, что он получит от своей матери, рожающей ещё больше детей. Что они все получат. Я не буду притворяться.

— Что, батареи на исходе? Пришло время появиться новому маленькому идолопоклоннику, который будет более послушным?

От маминого взгляда я замолкаю, борясь со знакомым приступом боли. Она качает головой, и боль немного стихает.

— Не драматизируй, Айседора. Ты сможешь помогать мне с ребёнком! Это будет хорошая практика перед тем, как через несколько лет у тебя появится свой собственный!

О, это мой конец! Всё что угодно, только не это. Есть достаточно статуй, изображающих её кормящей миниатюрных фараонов, куда бы я ни пришла. Я уже давно поклялась, что никогда у меня не будет собственных детей. Никаких визжащих малюток, сосущих моих девочек. Большое-пребольшое спасибо. Я быстро вытираю слёзы. Идиотский лук.