Ника Ракитина - ГОНИТВА

Узла здесь не оказалось. И все равно было красиво. Кованое железо на окнах казалось легче кружева, распускалось цветами. Плясала в воздухе золотая пыль. А на мозаиках нефа лежал зверь с львиным телом, собачьей головой и медными орлиными крыльями, лениво заметал смальты кисточкой хвоста, и те сверкали на вечернем солнце.

Тяжелая голова повернулась на шаги:

– Г-гонец ? Здр-рав-вствуй…

– Симарьгл, – Гайли улыбнулась. Точно такие звери охраняли вход в замок Гивойтоса: пегая каменная шкура, сложенные медные крылья, улыбчивая морда с сонно прикрытыми, но все равно любопытными и ласковыми глазами. – Здравствуй. Зачем ты разогнал верников?

Длинный хвост нервно застучал по полу:

– Наж-жалов-вались… н-ну-у… они пели.

– Красиво?

– Ш-шутишь? – Симарьгл облизнулся лиловым языком. – Я не в-винов-ват… Они так красиво пели. Н-ну-у… я вошел на крыльцо.

– А потом?

Бульдожья голова стыдливо понурилась: зверю совсем не хотелось рассказывать, как он вполз в притвор, а затем носом приоткрыл дверные створки. И беззвучно повлекся между скамьями. И вел себя тихо, как мышка, пока звучный голос органа не пробудил душу и не заставил вплести в песнопения собственный трубный вой. Верники… скажем, закричали. Скажем даже, перепугали и смутили Симарьгла. И он заметался вместе с ними, наступая им на ноги, взмахами крыльев загасив свечи и опрокинув несколько курильниц. Ксендз, отпихиваясь ногой от служек, забился под наалтарное покрывало… короче, через неполные пять минут поле хвалы осталось за псом, в которого не многие и верили.

Гайли от хохота рухнула на ступеньки:

– Ой, н-не м-можу! Во-во…

Не долго думая, невезучий меломан сунул кисточку хвоста в чашу со святой водой, полагающуюся у двери. Окропил обильным дождичком помирающего от смеха гонца и со скорбным выражением на морде вытянулся на плитах.

– Спасибо, – вытирая мокрое лицо, серьезно сказала Гайли. – Пойдем объясняться?

Симарьгл отрицающе заворочал башкой. Паникеры могли ведь уже опомниться и совсем по-иному выразить отношение к объекту языческой конфессии – камнями и палками, например. Бока чесать лучше лапой. Зверь сделал попытку отползти, но был пойман за загривок. Гайли вполне дружелюбно потрепала свисающие уши:

– А скажи-ка мне вот еще. Откуда ты вообще взялся?

Симарьгл смущенно засопел.

– Ну… я…

Она подергала отвисающую складку атласной на ощупь кожи.

– Лежал я… у двери…

– У какой двери?

– Дворцовой, конечно. Я там изныл совсем. Особенно под конец. Только раз последний хозяин с парнем каким-то ругался. А потом вообще никого не было. А потом пришел… – Симарьгл запнулся, и Гайли поторопила:

– Ну, кто пришел?

– Гонец пришел, – Симарьгл потупился и прикусил лиловый, то и дело выпадающий из слюнявой пасти язык.

Гайли за брыли подтянула к глазам виноватую морду:

– Ну и?

– Ну и… – Симарьгл надулся. Ему вовсе не хотелось признаваться, что гонец оцарапался о крыло, и что, опасаясь мести Гонитвы, тогда еще спящей, пес задал деру – только пяты засверкали. И лишь потом, куда позже осознал, насколько приятно быть живым, совсем живым и свободным.

– Ладно, – не стала его мучить чуткая Гайли. – Ты мне потом все расскажешь, и про хозяина, и про этого гонца . А теперь идем. А то сожгут нас мужички вместе с костелом. И что я гонец , не посмотрят.

Волоча Симарьгла за шкирку, она вышла на низкое просторное крыльцо и зажмурилась – столько тут было света. Симарьгл трясся, опустившись на полусогнутые лапы, почти отирая пузом половицы. Хвост нервно метался, стукал по шершавым бокам. Площадь неожиданно замолчала, до ворон. Сделалось слышно даже, как скребут одна о другую березовые ветви да ветер поколачивает листом жести на костельной крыше.

– Можете больше не бояться, люди.

– Господи! Приручила!

– Как Данила львов…

Напряженная тишина взорвалась криками. Полетели шапки, кто-то зарыдал, кто-то выстрелил в воздух. Гайли упала на Симарьгла всем весом, обнимая за шею, чтобы со страху не наделал бед. К счастью, Пилип и Андрей, как верные апостолы, пришли на помощь, бранью и тычками навели тишину. Гайли, не выпуская Симарьгловой шкирки, тяжело дыша, поднялась с колен.

– Тьфу на вас, – с нижней ступеньки пробасил Андрей. – Послушайте, что матухна скажет.

Гайли заморгала.

– И скажи, – ехидно прошептал зверь. Она сжала шкирку в кулак.

– Это Симарьгл! Он вам вреда не сделает…

Гайли закашлялась. Какая-то тетка отважно подала ей кружку воды. Женщина- гонец благодарно кивнула. Сухость ушла из горла, голос сделался ясным и звонким.

– Люди!! Негоже на собак заряды тратить! Хоть бы и на крылатых. Пострашнее звери есть!

Герцогу ун Блау не позволили внять предостережению. Слишком повязана была экономика Шеневальда с Лейтавой, слишком сытными оказались последние двадцать лет. И совет герцогов, и генералитет, и ландтаги в кои-то веки проявили редкостное единодушие, настояв на том, чтобы перебросить в Лейтаву дополнительные войска. Было решено собрать в Троках и Вильне мощный кулак и оттуда ударить по крупным формированиям бунтовщиков. А заодно методично щемить отдельные отряды и городские повстанческие комитеты – посулами, подкупом, провокациями, прямой силой.

Но амуниция и подкрепления: 115 тысяч солдат и 336 орудий, ровно треть сил, которыми располагали Герцогства – это вам не конь чихнул. Чтобы перевезти в более-менеее сносных условиях одних только людей, потребовалось бы девяносто пять эшелонов. А нужны были еще вагоны для лошадей и платформы для артиллерии, подводы, передки – двуколки для перевозки пушек конной тягой; ящики с боеприпасами; полевые кухни, лазареты, кузницы, шорные мастерские, обслуга – тыловых служб втрое больше, чем собственно войск. Нужны были локомотивы, вагоны, уголь, дрова; машинисты и помощники машинистов, кочегары, путевые обходчики, стрелочники… охрана для мостов и дорог, депо и вокзалов; инженеры и рабочие, чтобы восстановить или выстроить заново снесенные паводком или взорванные мосты, укреплять пути для следующих один за другим тяжелых поездов; нужны были запасные рельсы и шпалы и грузовые составы под них… Гнать подкрепления на Лейтаву пешком – себе дороже; это расточительство во времени, тем большее, что начало восстания припало на весеннюю распутицу, хлябь, непролазную грязь. Еще то удовольствие – устанавливать переправы через раздувшиеся от весенней воды реки, гатить дороги, и при этом почти постоянно подвергаться атакам партизан… Собственно, частям повстанцев достаточно было отрезать наиболее вероятные и удобные пути для переброски войск, и адье. И даже не случись этого – для сбора и перемещения армии требовалось значительное время. В общем, было о чем болеть головам из генерального штаба…