Дмитрий Суслин - Крутой пришелец

Никто ничего не сказал. Стояла убийственная тишина, потому что никто не понимал в чем дело. Но тут вдруг со своего места завопил Диоген:

– Да здравствует демократия! Ура!!!

И его крик был подхвачен:

– Ура!!! Да здравствует демократия, да здравствует Третий Брат! Да здравствуют святые братья!

Потом был долгий митинг, на котором выступали по очереди сначала святые братья, затем старейшины города, разные там фарисеи и старосты. Все они что-то объясняли по поводу совершенно непонятных мне вещей. Что-то там о строительстве нового храма, который было решено назвать моим именем. В общем я стоял и все это слушал. Речь за речью, и все смотрят на меня. Наконец мне все до смерти надоело, и я тронул за локоть Иосифа:

– Послушай, мы долго еще будем митинговать? Уже вечер скоро. Я есть хочу. Да и друзья меня ждут.

– На все твоя воля, Третий Брат, – ответил он мне. – Мы только и ждем твоего слова, чтобы разойтись.

Ни фига себе! Оказывается они не заканчивают только потому, что я не даю команды. А я и не в курсе. Стою как дурак, развесил уши, которые вот-вот завянут, вместо того, чтобы закрыть собрание.

Иосиф поднял руку, прервав очередную речь, и объявил:

– Третий Брат скажет нам свое спасительное слово.

– Отдыхайте, господа! – громко сказал я. – Идите по домам и празднуйте, потому что сегодня великий день.

Но никто не расходился, все еще чего-то ждали.

– Чего они ждут? – прошептал я в правую сторону.

– Спасительного слова, – прошептал мне в ответ Иоанн.

Называется объяснил.

– Да благословит вас Отец Небесный! – сказал я тогда.

Попал в десятку. Все тут же поклонились мне, потом протянули руки к небу и стали расходиться, потому что получили от меня благословения. Именно его они и ждали. Оказывается, я теперь еще и Папа Римский, то есть, тьфу, какой еще Папа Римский, что я говорю, главный раввин Земли Обетованной.

В сопровождении Иосифа и Иоанна, я пошел ко дворцу наместника, в котором решено было устроить пир в мою честь. Были также приглашены самые уважаемые ерихонцы.

Во дворце, куда я пришел совершенно разбитый и измученный, меня ждало еще одно испытание. И кто меня ему подверг, как вы думаете? Мои дорогие клонированные близнецы! Что они сделали? Да я чуть не озверел, когда они вдруг вздумали ухаживать за моей Наташей.

Мы еще не вошли в ворота, как вдруг Иосиф и Иоанн, клявшиеся всегда быть рядом со мной по правую и левую руку, самым бесстыжим образом меня оставили и подвалили к Наташе с обоих сторон. Их взгляды, обращенные на нее, мне сразу не понравились.

– Теперь, когда все позади, – начал Иоанн, нежно беря Наташу за руку, – я хочу узнать твое имя, прекрасная спутница Третьего Брата.

– Наташа, – растеряно ответила та, к кому были обращены эти слова.

– Наташа! – воскликнул Иосиф и взял ее за другую руку. – Какое прекрасное имя! Какое необычное!

– Учтите, – вмешался в их ворковню Диоген. – Наташа моя избранница, и я не потерплю рядом с собой соперников.

Он попытался было отпихнуть святых братьев от Наташи, но ничего не вышло. Они встали между ним и девушкой стеной, и Диоген потерял всякую возможность приблизиться к ней.

– Адал! – жалобно обратился он ко мне. – Что это такое? Разве ты не мне обещал отдать Наташу?

Вот тебе на! Разве я такое обещал? Что-то ни припомню.

– Эй, парни, – воззвал я к святым братьям, – потише не поворотах! Вы что решили за ней приударить?

Странно, когда речь шла про матрицу, они прикидывались чайниками, а тут сразу поняли, что к чему.

– Конечно, – ответил Иоанн. – Редко, когда увидишь такую красавицу. Этот толстый плешивый грек, сказал нам, что она твоя пленница.

– И она конечно же дочь одного из филистимлянских царей? – спросил Иосиф, нежно поглаживая Наташу по руке.

– Нет, к сожалению я не царская дочь, – лукаво ответила Наташа. – Мой отец всего лишь генеральный директор.

– И это прекрасно! – воскликнул Иоанн.

– Замечательно! – согласился с ним Иосиф.

– Это почему же? – удивились мы, я, Наташа и Диоген.

– Потому что если бы Наташа была царская дочь, – стал объяснять Иоанн, – то тогда бы она могла принадлежать только тебе, Третий Брат, и мы никогда бы не осмелились оспаривать ее у тебя. А так, как она слишком низкого происхождения для тебя, то для нас будет великой честью разделить наши чувства с той, что была рядом с тобой и многое о тебе знает.

Вот так! И эти козлы повели Наташу под руки во дворец. Мы с Диогеном посмотрели друг на друга. Лицо у философа было совершенно идиотским, уверен, что у меня тоже.

Ну и дела! Прежде Диоген вертелся рядом с Наташей и не давал мне возможности остаться с ней наедине хотя бы на минуту, чтобы я смог объясниться, теперь, получается, что за ней начал ухаживать я сам, да еще при этом в двойном количестве и ничего при этом не делаю.

А что если она влюбится в кого-то из них? Почему бы и нет! Решит, что меня уже не дождешься, а тут сразу двое, и каждый копия меня! Чем плохо? Мои шансы и так были почти равны нулю, а теперь они просто опустились еще ниже и стали со знаком минус.

– Диоген, мы пропали! – выдохнул я.

– Что значит мы? – философ чуть не плакал, и тут он вдруг широко открыл глаза. – Ты тоже? Ты тоже влюблен в Наташу? В мою красу ненаглядную? Ты любишь ее?

Я кивнул. Что мне еще оставалось делать?

Диоген упал на землю, стал бить в нее кулаками и ногами и зарыдал:

– Так значит, и ты? И ты тоже любишь ее? Но тогда, у меня уже нет шансов! Что я для нее? Старый, облезлый оборванец! Ну и что, что один из самых умных людей на земле? Женщины ведь этого не ценят. Им совсем не то нужно. Подавай им красавцев! А я? Разве я смогу сравниться с вами тремя? Ах, ну почему меня угораздило влюбиться в Наташу, в эту нимфу с каменным сердцем? А мое сердце теперь навеки разбито. О, как хочется выпить! Я вот сейчас напьюсь по-настоящему.

Он страдал по-настоящему. Я тоже. К тому же, мне искренне было жалко Диогена. Ведь, если говорить начистоту, это он из-за меня пострадал. Не по своей воле он влюбился в Наташу, а потому что так сделал Купидон, чтобы подразнить и вдохновить меня. Интересно, а моих братьев тоже он влюбил в Наташу?

И хотя мне тоже было тяжело, я все же помог Диогену подняться, и как мог стал его успокаивать. Однако он был безутешен.

– Не утешай меня, добрейший из смертных, – отмахивался от меня несчастный грек. – Сейчас меня не утешет даже самое сладкое и крепкое вино. Только смерть станет мне утешением. Не могу я больше оставаться рядом с той, кого люблю, раз она не может разделить со мной это чувство.

– Почем ты знаешь? – вдруг неожиданно даже для самого себя воскликнул я. – Может быть она тебя любит? Ты ведь ни разу сам не спросил ее об этом. Разве не так?

Зачем я это сказал? Вырвалось само собой. Но Диоген вдруг зацепился за эти слова, как утопающий за соломинку.