Дмитрий Суслин - Царевич Ваня и Серый Волк

И поняла Забава, что это предвестники смерти Дубравовой. Хворст – покровитель болезней, немощи и старческой слабости и Мора – богиня бесплодной болезненной дряхлости, увядания жизни и неизбежного конца ее.

Сидят Хворст и Мора, молчат. Смотрят внимательно на Дубрава и ждут.

Но не только Хворст и Мора были тут. Вокруг царя лежащего, водили хороводы сестры Лихорадки, крылатые дочери царя Ирода. Злые безобразные девы, чахлые, заморенные и вечно голодные, прилетели они из самых дальних подземелий Ада и поют теперь тихую песню, от которой умирающий царь вздрагивал и стонал и корчился от боли невыносимой. А страшные и тощие словно скелетины сестры, числом в двенадцать, вытягивали у него остатки сил. И только один Ведогон Дубравов, братец его невидимый, дух добрый, что при нем живет от самого рождения, вокруг царя летает, да Лихорадок от человека отгоняет. Трудно ему. Ох, трудно! Один он, а злодеек много. Пока с одними дерется, другие на царя с другой стороны наседают. Подтачивают, его как червь яблоко. А Ведогон, все же не сдается. Сильный дух у царя Дубрава. Бьется и сдаваться не собирается. И душу царя, которая уже давно по тому свету гулять отправилась, обратно зовет. Да только не хочет возвращаться обратно в тело душа Дубрава. Нет сил у нее для этого. Светящимся мальчиком гуляет она по темному коридору, и лишь грустно назад оборачивается. А его уже Желя и Кручина оплакивают, две вечно печальные сестры-красавицы с черными длинными распущенными волосами. Сопровождают они всякого человека в его первых подступах к потустороннему загробному миру. Льют они по Дубраву слезы горькие, поднимают вверх руки прозрачные, на колени падают. Желя, само воплощение беспредельного сострадания, Кручина – олицетворение печали и укора. Почти похоронили скорбные девы царя Дубрава. И все это предстало глазам царицы.

Подкосились ноги у Забавы, еле силы она в себе нашла. Повернулась и побежала из царской спальни прочь. Прибежала к себе и упала без чувств. Когда очнулась, огляделась, затем руками лицо закрыла. И тут царица зарыдала. Во весь голос. Прямо посреди ночи. Сбежались няньки служанки.

– Что случилось, матушка? – спрашивают.

Да только царица их вон прогнала. Одна остаться захотела. Только воды попросила подать. Напиться захотела. Дали ей уточку резную, водицей свежей наполненную, и ушли няньки служанки. Осталась одна царица. Пьет воду, и слышит, как стучат у нее зубы от страха.

И тут вдруг вскрикнула Забава и с плеском воду разлила, уточку уронила, потому что увидела перед собой сгусток дыма черного, прямо перед ней повисшего. И в сгустке этом разглядела она лицо Хазарии.

– Что, царица, узнаешь ли меня? – захихикала ведьма. – С того света к тебе я явилась. Нет мне там покоя, пока здесь на земле все дела не улажены. Как дела твои, голубушка? Помер ли твой супруг ненаглядный? Или жив еще? Что-то я его там не встречала. Знать, держится еще, старый пень.

– Пошла прочь! – зашептала Забава. Захотела она перекреститься, да только рука отнялась у нее. Ничего не вышло. – Сгинь, окаянная!

– Погоди гнать меня, матушка, – черный сгусток так и залетал вокруг царицы. – Дела твои очень плохи. Ванька Полянин жив остался, сюда спешит. Да не один. С друзьями. Царя Дубрава спасти хочет. Яблоки молодильные несет. Если ему это удастся, то тебе и сынкам твоим конец. В гневе никого не пощадит твой муж.

И тут рядом с черным сгустком, появился точно такой же, но только белый дым. И в нем узнала Поляна старика волхва. Ударил старик посохом по черному дыму, прочь его прогнал. К царице взор свой обратил.

– Опомнись, Забава! – сказал он ей. – Полно зло творить. Не вся еще у тебя душа зачернена. Есть еще в ней места белые. Не противься тому, что деется, не мешай сыну Поляны, и ее саму в покое оставь. Сыновей своих урезонь. Помоги мужа своего спасти, и простит он тебя.

Затем белый дым вдруг опять почернел, и лицо волхва лицом Хазарии закрылось, закаркало:

– Убьет тебя царь, и сынков твоих тоже. Всех до одного! Поляна его женой станет! И сынок ее царским наследником!

– Внемли слову светлому! – снова закричал волхв. – Не слушай слова темного!

– Поляна царицей будет! – не сдавалась Хазария. – Ванька ее царевичем!

Затем голоса белого колдуна и черной ведьмы смешались, перепутались, и переливающий то черным, то белым, дым исчез.

И опять лишилась чувств Поляна.

Очнулась утром, окинула вокруг себя взором суровым и сказала твердым голосом:

– Не бывать Поляне царицею! А ублюдку ее царем, сынами моими повелевающим. Эй, слуги!

Одели ее в одежды царские, в одежды тяжелые. Пошла она в тронный зал, приказала всех бояр созвать, воевод, и конечно же сыновей своих.

Когда собрался совет государственный, стала царица речь держать:

– Вчера супруг мой, державный наш Дубрав Дубравович, на короткое время в себя пришел. – В палате среди присутствующих прошел гул удивления. Царица, не моргнув глазом, продолжала: – Но только я это видела. И разговор у меня был с государем нашим. Завещал он государство им от предков полученное и силой его увеличенное и усиленное мне, супруге его. Отныне я ваша царица и повелительница. Слушайте же мой первый приказ. К ночи приготовить на главной площади города костер. На том самом месте, где когда-то стоял храм Чернобога. Давно мы древним богам не приносили жертв. Так принесем же Чернобогу жертву, богатую. Сожжем в его честь ведьму проклятую, Поляну Муромскую, за то, что царя нашего она извела зельем ядовитым, словом чернокнижным.

Сказала она так и вышла из Большой палаты, где дела государственные решались. Ни на кого даже не глянула. Сыновья гордо посмотрели на бояр и воевод, и за ней пошли.

– А, вы, – обернулась она к ним, – возьмите своих воинов и место казни окружите со всех сторон, чтобы даже мышь до Поляны пробраться не могла. Также заприте ворота городские, посадников по домам разгоните, чтобы никто носа высунуть не посмел.

Удивились сыновья такому властному голосу, какого ни разу в жизни от нее не слышали, но ничего не ответили, выполнять волю материнскую бросились.

Посмотрела им вслед царица, прошептала с болью великой:

– Ради вас все делается, сыночки милые!

Иногда материнская любовь и во зло бывает. Так случилось с царицей Забавой.

И сразу в Князьграде суматоха началась великая. Приготовления страшные. Воины царские, горожан-людей посадских стали по домам разгонять. Возмутились князьградцы такому обращению. Никто их никогда так не забижал. Многие за колья схватились, за топоры. Да только что сделаешь колом деревянным против меча булатного? Да и воины царские дело свое знают. Быстро бунт подавили. Особо ретивых, в цепи заковали, в подвалы отправили, тут же другие притихли, головы опустили, слову царскому повиновались.