Далия Трускиновская - Диармайд. Зимняя сказка

– Ну конечно, вверх тормашками – уж точно новое видение! – съязвил Кано.

– Я точно помню, что этот тарок предвещает судебные тяжбы, потерю друзей и состояния. И еще раннюю смерть! Это Фердиаду-то!

Ага, подумала Дара, уже кое-что. Противник Фердиада по его милости многое потерял. И все же этот человек отмечен судьбой – три сестрицы Морриган ведут его смутным путем, но ведут не к смерти. Кроме того – так сбывается, как истолковывается! Это древнее правило она затвердила крепко.

– Ранняя смерть – это только вероятность, тут все зависит от сочетания с другими Арканами. А что в таком случае напророчил ворон?

– Не все ли равно? Уж во всяким случае не судебные тяжбы, – буркнул Кано. Очевидно, он уже засомневался, стоит ли сообщать Сане итоги гадания по птичьему крику и полету.

Самая главная во всем раскладе Таро карта, десятая по счету, выкидывалась последней. Вопреки правилам, Сана схватила ее и перевернула картинкой вверх.

Эта карта давала окончательный прогноз, сводя воедино показания всех прочих. Она, как замок заговора, делала гадание состоявшимся и надежным.

– Аркан семнадцатый! «Звезда»! – воскликнула Сана и тут же ощутила тревогу. Такими подсказками пренебрегать было опасно, и она немедленно смешала все карты.

Тарок «Звезда» означал надежду, неожиданную помощь и доверие. На карте была изображена обнаженная женщина с двумя кувшинами, золотым и серебряным, под звездным небом.

В книге, с которой Сана срисовывала свою колоду Таро, длинноволосая женщина глядела прямо – и как бы ей еще глядеть на того, чьи раны она поливает бальзамом надежды, струящимся из обоих кувшинов? Простота картинки Сану не вдохновила – и она развернула женщину профилем к зрителю, запокинула ей голову, обратила ее лицо к сбившимся в плотную стаю звездам, всем сразу! Так самой Сане было понятнее – не кувшины какие-то примитивные, а – обратиться за надеждой к звездам и отдать то, что от них получено, людям.

Чтобы линии запрокинутой головы не слишком противоречили анатомии, Сана попросила позировать Изору. Та честно приняла нужную позу, но внутреннего смысла в ее позе почему-то не оказалось. Сана, глядя, тем не менее, на подругу, вывела профиль – и поняла, что сходства с Изорой, к счастью, нет, но есть какое-то иное, очень выигрышное для тарока сходство. По крайней мере, мысль о высоких звездах на картинке присутствовала. Дальше уж было дело техники – очень аккуратно раскрасить и положить на просушку.

И вот теперь Сана поняла, чье это лицо, чей упрямый, вечно устремленный вперед подбородок, и даже нос с горбинкой ей померещился…

– Ну, все не так! Ворон предсказал трудность, почти невозможность в исполнении намерения и неприятности от женщины, а у тебя – никаких намерений, и какие, к черту, намерения у удавленника?! И надежда на помощь от женщины! Все с точностью до наоборот!

Кано расхохотался и облапил старательно изобразившую растерянность Сану.

– Помощь от женщины? – переспросила Сана, еле сдерживая радость. Как истолковывается – так и сбывается! Для Кано голая женская фигура – не символ, а просто баба, и то, что она со своими кувшинами возникла при подведении итогов, может означать только ее помощь!

– Ну, путь оно так и будет, – собирая колоду воедино и упаковывая ее в шелковый платок, добавила Сана. – Пусть твой крестный получит от женщины то, что ему полагается…

А сама меж тем думала, как бы поскорее отыскать Дару.

Дара вернулась в салон – туда Сана, помня Изорины вопли, и зова-то посылать не хотела. Нужно было подождать хотя бы вечера.

– Послушай, орешек мой, а на сколько у тебя клиент записан? – спросила она Кано. Тот посмотрел на часы.

– Твоя правда, ягодка. Пойду! Ты мои штаны там сгоряча не постирала?

Кано ходил по дому в махровом мужском гостевом халате, и если бы этот халат вдруг заговорил – мемуары вполне бы стоило опубликовать в качестве приложения к Камасутре.

– А надо было, – сказала Дара. – На них уже репу сажать можно!

Выпроводив Кано, она быстро собралась должным образом и понеслась к бабке Савельевне. По дороге думала: сказать ли правду, или просто сунуть «Лисичку» в землю где-нибудь за собачьей будкой?

Расклад Таро все еще не давал ей покоя.

Была бы рядом Изора – Сана попросила бы ее помочь сладить с огненным клубком, который нужно поднять как можно выше. Есть такая точка, в которой он сильно способствует ясновидению, и они с Изорой на пару умели добраться до этой точки. И тогда удалось бы узнать побольше об этом самом враге Фердиада, насчет которого даже непонятно – подделал ли хитрый сид свою девятилетнюю порчу, или еще нет. Если подделал и обошелся при этом без крестника – то какого же хрена он не отпускает Кано домой? А если только собирается – то что же это за порча такая, для которой две – нет, больше! – недели готовиться надо?! И опять же, при подготовке ему Кано почему-то не нужен… Уж не получил ли он крепкую обратку?

При мысли о том, что кто-то дал Фердиаду сдачи, Сана искренне обрадовалась.

Савельевна жила на окраине в почерневшем и покосившемся деревянном домике. Если поглядеть с шоссейки – то даже удивительно было, как дом еще не завалился. Теперь никто Савельевну за распространение суеверий не гонял, а денег у нее было довольно, чтобы купить хорошую квартиру в центре. Однако старухе в этой халупе нравилось, тут она развела огород и любила его с такой же страстью и нежностью, с какой иные любят самых поздних внучат.

Надо думать, бабка пережидала недавний снегопад и два дня не выходила из дому. Поэтому Сана еле открыла калитку, а к крыльцу шла чуть ли не по колено в снегу. Ей даже от двери пришлось отгребать небольшой сугроб – и хорошо хоть, что тут же стояли метла и лопата.

– День добрый, Савельевна, – сказал, войдя, Сана и перекрестилась на образа.

Как в ней уживались наука Курсов и вера, она бы объяснить не могла. Уживались – и ладно.

Бабка топила печь, а на столе стоял чугунок с гречневой кашей, судя по запаху – приправленной свиными шкварками. Она любила простую пищу, а из разносолов – маринованные огурцы.

– Входи, Сонька, гостьей будешь, – пригласила бабка. – По делу приехала.

– По делу, – согласилась Сана и стала выкладывать на стол, покрытый чистенькой клеенкой, подарки – мед, заграничный ароматизированный уксус, кекс в запрессовке, леденцы – именно их Савельевна предпочитала дорогим конфетам, корнишоны (при виде этих микроскопических огурчиков Савельевна всегда умилялась), баранки к чаю.

– Это что, теперь так носят? – осведомилась бабка, имея в виду новый цвет Саниных волос.

– Еще и похуже носят, – брякнула Сана, а бабка расхохоталась.

Сана достала из сумки завернутый в газету кинжал, выпростала, положила возле корнишонов, рукоятью к Савельевне.